Изменить размер шрифта - +
 — А начать бы с самого Павла Николаевича! На кого работает, кому служит, от кого зеленые получает? Говорят, в квартире немало зеленых было? — Вобликов хотел еще что-то сказать, но остановился, поняв вдруг, что не то говорит, не то. Бессонная ночь, потрясение, испытанное им в этой же квартире, двусмысленное положение, в котором он оказался здесь, все это не могло не сказаться. И вырвалось, достаточно невинно, простительно, но вырвалось лишнее словцо, и единственный, кто заметил его промашку, был Худолей.

 — Кто говорит? — спросил он негромко в наступившей тишине. — Кто говорит, что в доме были доллары?

 — А иначе зачем им сюда врываться? — ответил Вобликов достаточно грамотно, но недостаточно убедительно.

 Услышав этот ответ, Пафнутьев склонил голову к плечу, все еще не глядя на Вобликова, сидя к нему спиной. Он уловил очень четкий перепад, скачок между первыми словами Вобликова и вторыми, когда тот отвечал на вопрос Худолея. Вначале он сказал так: «Говорят, в квартире немало зеленых было». И пояснил: «А иначе зачем им сюда врываться?» Делаем вывод — оказывается, никто не говорит о зеленых, кроме самого Вобликова, оказывается, он сам на себя и ссылается, пытаясь обесценить свое же предположение о долларах.

 Осознав это, Пафнутьев невинно, как бы невзначай повернулся к Вобликову, посмотрел на него осторожно и простовато. И наткнулся на нервно возбужденный взгляд. Похоже, капитан был просто в ужасе от собственных слов, которые неожиданно вырвались у него.

 — Если говорить о долларах, — Пафнутьев решил застолбить сказанное Вобликовым, чтобы не стерлись, не затерялись его слова в потоке следующих, которых наверняка будет немало. — Если говорить о долларах, — повторил он, глядя на Вобликова, — значит, доллары были. Зря говорить не станут. Нет дыма без огня. Если установлено, что здесь были доллары, то это сразу объясняет происшедшее. Слышишь, Шаланда? Твои ребята работают куда шустрее моих! Оказывается, уже установлено, что причина этого преступления — доллары, которых было немало в этой квартире.

 — А что ж ты думал, только в прокуратуре такие умные? — хохотнул простодушный Шаланда, не понимая даже, что своими словами он отсек Вобликову все пути отступления, не дал ему возможности наговорить слов пустых, необязательных и смазать, смазать все сказанное до этого.

 Единственный, кто понял пафнутьевскую хитрость, был Худолей, ведь он первым подцепил Вобликова на проговорке, а Пафнутьев, поняв эту подцепку, развил ее и довел до чего-то установленного, окончательно выясненного доказательства.

 — Ну что ж, поздравляю!

 Пафнутьеву важно было продвинуться в разговоре дальше, еще хоть на словечко, чтобы не дать Вобликову возможности возразить, чтобы тот смог раскрыть рот, когда будет слишком поздно, когда все настолько уверятся в его счастливой догадке, что отречься от нее станет невозможно.

 И Худолей это понял сразу, и потому тут же, не успели заглохнуть в воздухе слова Пафнутьева, он вскрикнул, взвизгнул, произнес какие-то невнятные звуки с единственной целью — не дать открыть рот Вобликову.

 — Вот! — завизжал Худолей с неожиданной пронзительностью. — Вот так всегда, Павел Николаевич! — вскрикнул он потише и уже не столь пронзительно. — Когда у кого-то успех, вы первым поздравляете, а когда у меня — ни слова не дождешься, ни взгляда, ни звука!

 — Дождешься, — подхватил Шаланда со смехом. — И взгляд тебе будет, и звук! Все тебе будет!

 Разговор продолжался бестолковый и бессмысленный. Вобликов молчал, не решаясь вмешаться решительно и опровергающе. Да и как вмешаться, если его уже поздравил Пафнутьев, это поздравление принял как должное Шаланда, успел позавидовать и обидеться этот придурок Худолей.

Быстрый переход