Побед не бывает окончательных, окончательными бывают только поражения. Конечно, человек слабый, глупый и корыстный, столкнувшись с таким напором, с такими возможностями, наверняка дрогнет. Никуда ему не деться от вкрадчивых, железных объятий олигарха. Личное знакомство с президентом страны, телефонные звонки из Парижа и Монако, владелец заводов, газет, пароходов, а это была правда, опять же возможность легко и просто связаться со следователем, который даже не получил еще официального поручения Генеральной прокуратуры… Может, ребята, все это может подавить даже человека умного, опытного, хорошо знакомого с хитросплетениями жизни в верхних слоях общества.

Но знания рождают не только скорбь, они рождают беспомощность и обреченность. Великие открытия часто делают невежды, не подозревающие, что их открытие невозможно, что их попытки осмеяны века назад. Выручает невежество, выручает ограниченность, когда человек не просто не знает, а сознательно и убежденно не желает знать того, в чем все уже давно убедились, с чем все давно уже смирились.

Вот вот, это будет наиболее точно – с чем все давно уже смирились. Тогда действительно твердость, честность, наивность приобретают черты самой кондовой ограниченности.

И это не отвлеченные рассуждения, это все о нем, о Павле Николаевиче Пафнутьеве. Только человек, достаточно долго поживший с ним и достаточно много выпивший с ним, может отличить пафнутьевскую туповатость от качеств куда более достойных и уважаемых – не хочу даже перечислять их, чтобы не показаться назидательным.

Опять позвонил Халандовский, голос его был откровенно виноватым и растерянным.

– Паша, он меня достал.

– Это плохо, так нельзя, – рассудительно заметил Пафнутьев.

– Он попросил твой номер телефона, и я ему дал. Домашний. Он хочет тебе позвонить.

– Вывод один – рыло в пуху. И еще одно – я не верю, что он не знает мой телефон.

– Как ты прав, Паша, как прав! Ты на меня не обиделся за телефон?

– Что ты, Аркаша! Я жду его с нетерпением. Он не сказал, чего хочет?

– Темнит. Знаешь, Паша, он действительно мог достать твой телефон и без моей помощи. Просто хочет втянуть меня в свои игры. Сделать как бы причастным.

– Разумно.

– Я хочу слинять, Паша. Куда угодно. Лишь бы кончились эти его звонки. Паша, ты мне не поверишь…

– Ну?

– Мне страшно. У меня есть укромное местечко, о котором никто не знает. Даже ты, Паша.

– А как же я? На кого ты меня бросаешь?

– За твоей спиной система. Генеральная прокуратура и высшая справедливость. А я – плут и пройдоха.

– Аркаша, поступай как знаешь. Но возникай иногда. Хотя бы по телефону, хотя бы по мобильнику. Это же не выдаст твое укромное местечко?

– Паша, он приглашает нас с тобой к себе в гости. В Испанию.

– Торопится.

– Он всегда играл на опережение. Но нетерпеливость… Да, это у него есть.

– Ну, что ж, поедем в Испанию. Ты знаешь испанский язык?

– Он нам не понадобится. Лубовский вполне прилично говорит на русском. Не слишком, но понять можно.

– Разберемся, Аркаша, – беззаботно ответил Пафнутьев. – Где наша не пропадала. Давай заканчивать… Вдруг он уже звонит… Неудобно заставлять ждать. Уважаемый человек, друг президента, опять же владелец заводов… Ах, да, мы об этом уже говорили. Пока, Аркаша!

И Пафнутьев положил трубку.

Постояв над телефоном, он прошел к окну, вернулся к креслу, прошлепал на кухню, открыл холодильник, снова захлопнул. Неожиданно для себя оказался у телефона, потрогал его и упал в кресло.

– Веселья час и боль разлуки, – пропел он вполголоса, – готов делить с тобой всегда… Давай пожмем друг другу руки… И в дальний путь на долгие года… Ни фига себе! – вдруг проговорил он громко, оборвав свои лирические рулады.