|
. Я шепотом известил волшебника о необычном явлении. Он должен знать… – Смотри, несчастный! Над нами нависла грозная опасность!.. Сомнения быть не могло… – У тебя обман чувств! – Обман чувств? Эх, ты, дурачок! Неужели не слышишь музыку? Нет, он ровным счетом ничего не слышал… До чего же туп! Позорище!.. Как же ты можешь увидеть чарующий воздушный хоровод, коли ничего не видишь и не слышишь? О чем может быть речь? Он внушал мне чувство жалости… – Вперед, старая перечница! Я вижу людей, и все тут! Мне нечего добавить. Говорю тебе, за нами следят, нас выслеживают. Снова дал им нагоняй. Обещал сделать все, лишь бы оградить их от грозной опасности. Я старался изо всех сил, чтобы они выслушали меня, твердил им одно и то же: – Страшная угроза! Меня тревожит обманчивость испарений серо-зеленой реки… Они сплетаются, свиваются, обвивают, оплетают… Вы слышите меня? Клочья тумана… Они скользят, колышутся… Уходить отсюда, уходить!.. Скользят вкрадчиво… Тс-с-с! Смываться отсюда! Избегать больших дорог! Предательская муть… Стороной обходить перекрестки! Напустить тумана этим любезным туманам, отуманить туманы, запутать следы… Хорошо путает тот, кто путает последний! Фурк – и были таковы! Я знаю, что говорю… В изумлении они уставились на меня: это был прежний я, и энергия била во мне через край! – Почтительно кланяюсь, парящие сударыни, и уступаю дорогу! Мечта!.. Ваш покорный слуга, ваш паж! Привлекши к себе девочку и Состена, я едва слышно прошептал: – Держим путь на Лайм, Поплар! Горячая преданность! Я вас спасу!.. Главное – присутствие духа. Предстояло сделать изрядный крюк. Чем хуже, тем лучше!.. – Ну, поднялись! В путь! Вернемся в город окольной тропой бородавчатых жаб!.. Удачный замысел: по сырой тропке, которой пользовались здешние обитатели, у самой кромки берега… Идти было скользко из-за оседавшего на ней при отливе слое гнилых водорослей. По счастью, место было мне немного знакомо: нам с Коротышкой Полем случалось заглядывать в док фруктовозов «Самарланд» к одной девушке-испанке. Этим путем мы и смывались оттуда… Лишь бы не набрести снова на столовку… Еще один крюк… и мы уткнулись в ограду поста берегового телеграфа… того же лилово-серого цвета, что и небо, река, дома… Еще издали я приметил две фигуры, двух сидевших на корточках людей… Я всматривался, но видимость была плохая, все скрадывал быстро поднимавшийся от реки густой туман… Клубы мглы наплывали друг на друга… огромные, заволакивавшие окрестность клубы… Кто же там?.. Засада?.. Легавые?.. Вот оно!.. Нет, нет! Фу-у-у!.. Слава Богу! На земле лежала Дельфина, а подле нее сидел негр. – Дельфина! – окликнул я. Они обнимались, целовались, ласкались, согревали друг друга, засосам не было конца. Волна нежности нашедших друг друга в ночном мраке и холоде… Она увидела меня, и сразу в крик: – А, это ты, кровососик! И ну метаться, размахивать руками… Шляпа слетела, вуалетка упорхнула, сорванная ветром, рассыпавшиеся волосы лезли ей в рот… Она вскочила на ноги и понесла несусветный вздор – уж такое действие я производил на людей… С перепугу негр бухнулся ничком, запросил пощады, решив, что я из полиции… – Полиция! – взывал, молил он. – Полиция!.. Not me! Not me! Это не я!.. Ему мерещилось, как и мне. Всюду ему чудилась полиция! Мне стало смешно – настал мой черед смеяться. – Скажи-ка, цыпочка, – обратился я к красотке. – Это твой черный? Я в шутку намекал на гринвичского черного, связанного с тем вечером, когда появились сигареты, который вроде как свалился сверху, – черного мужчину в тоннеле под железнодорожным мостом в тот роковой вечер, когда она бегала за врачом. |
