— Иначе он нам всю армию развратит. Сегодня же будет в приказе. Вам ясно, господа?
— Ясно, ваше превосходительство, — хором ответили сыщик с жандармом.
— А о чем, кстати, велась агитация? — сощурился Герасимов.
— Что воевать не надо, — припомнил Ячневский.
— Ну, это сейчас все говорят. А еще?
Поляк внимательно посмотрел на жандарма и добавил:
— Что царя тоже не надо. И министров, и вообще господ. А нужен крестьянский режим, чтобы мужики сами собой управляли.
— Ого! Что-то новое. Даже эсеры до такой глупости не додумались.
— А еще, — продолжил Ячневский, — агитатор призывал солдат моего полка начать восстание. Мол, только армия сможет сломать хребет царизму. Надо создать тайную революционную организацию, в которую включить все полки столичного гарнизона. И сейчас, когда царь вооружил простой народ, самое время к этому приступить.
Лица у слушателей вытянулись. Все долго молчали, потом Герасимов спросил с недоверием:
— Это вам поручик рассказал? Лежал с ушибленной головой, но все запомнил?
— Нет, — с ледяной вежливостью ответил полковник. — Я провел собственное дознание… Поверхностное, конечно, зато по горячим следам. И записал то, что услышал от солдат, подвергшихся агитации.
Трепов встал, все остальные последовали его примеру.
— Приказываю создать особую группу для поимки этого мерзавца Куницына. И всей его шайки. В группу включить Петербургское охранное отделение, Департамент полиции и военную прокуратуру.
— А также сыскную полицию, — подсказал Алексей Николаевич.
— Да, и ПСП тоже, — согласился диктатор. Потом обвел всех суровым взглядом и добавил: — Старшим назначаю коллежского советника Лыкова.
Подполковник Герасимов расправил плечи и пробормотал:
— Слушаюсь.
Прямо с Мойки офицеры и Лыков отправились на Малую Охту. По дороге они разговорились.
— Агитатор потому вел свою агитацию в Новочеркасском полку, — предположил сыщик, — что это единственный в столичном гарнизоне армейский полк. Все остальные части — гвардейские. Там и условия службы лучше, и традиции, да и надзор строже.
— У нас тоже славные традиции, — обиделся Ячневский.
— Но согласитесь, что у гвардии привилегированное положение.
— Конечно. Уж там агитаторов сразу взяли бы за ворот.
Герасимов хмыкнул:
— Эх, господа… Поражаюсь вашей наивности. Признаки разложения имеются в Преображенском и Кавалергардском полках, а это лучшие полки гвардии! Преображенцы вообще обнаглели: моих филеров часовые не пускают в казармы, зато агитаторам вход свободный.
— Вот! — обрадовался поляк. — А вы говорите, что ядро заговора у нас, у армейцев. Гвардия и здесь впереди всех!
Казармы 145-го Новочеркасского полка поразили Лыкова порядком и чистотой. Герасимов, который до ОКЖ служил в резервном батальоне, и вовсе опешил.
— Однако у вас строго, — вынужден был признать он. — Со стороны поглядеть, так ажур.
Народу в полку было маловато: все на войне. Но нестроевые чины показывали отличную выправку. Как же они с такой выправкой прошляпили агитаторов? Сыщик с жандармом переглянулись, думая об одном.
Ячневский вызвал тех, кто был в подвергшемся нападению карауле. Люди повторили примерно одно и то же. Шесть или семь человек налетели неожиданно и действовали крайне дерзко. Показали револьверы и ножи. Когда свалили с ног поручика, сразу все и кончилось… Никто из солдат не успел применить оружие. |