— В Тресонвильский лес, — отозвался Питуа. — По вечерам нам нужно бывать в Ашере, так что это место и нам бы подошло.

— Убежище отсюда в одном лье с четвертью, — задумчиво сказал Гроньяр, — если раздобыть носилки и одеяла, мы сможем донести туда капитана.

— Отлично! Когда вы вернетесь?

— Через десять дней. Но если нужно, приеду раньше.

— Через неделю, — сказал Блэрио. — Когда в Ашере пробьет восемь вечера, кто-нибудь из нас встретит вас за фермой Лаборд и проведет в убежище.

— Решено. До встречи, друзья!

— Счастливого пути, господин Гроньяр!

Когда Питуа, провожавший доктора до дороги, вернулся, Блэрио коротко сказал:

— Собирайся.

— Что, прямо сейчас?

— Да! Нужно сделать носилки.

Без лишних слов они выбрались из подземного укрытия и при свете звезд принялись собирать распиленные ветки. Несмотря на кромешную тьму, это не заняло и десяти минут. С необыкновенной ловкостью жерди были оструганы, укорочены и подогнаны одна к другой. Оставалось лишь соединить их — и носилки готовы. Хотя в хозяйстве Блэрио и Питуа не было ни веревок, ни гвоздей, это не остановило работу. Разве под ногами дровосека не валяется множества «винтиков» из кривых сучков, которые прочно скрепляют любую конструкцию? Дно короба, сплетенного из веток, выстелили сеном и мхом. Хорошенько закутав раненого в шкуры и свою куртку, Блэрио вынес капитана наверх и опустил на носилки. Старательно завалив ветками и замаскировав вход в подземелье, друзья подняли раненого и отправились в путь, стараясь шагать в ногу.

Выйдя из леса, они бодро двинулись прямо через поля, не останавливаясь и не оступаясь. Мусташ, хорошо знавший дорогу, словно дозорный трусил впереди. Идти приходилось очень осторожно, чтобы не трясти носилки с раненым, тем не менее друзья всего за час добрались до Тресонвильского леса. Оказавшись посреди огромной поляны, занимавшей не меньше двухсот арпанов, они нырнули в небольшую лачужку, вход в которую зарос ежевикой и дикой травой, и по разбитым ступенькам спустились в погреб, откуда пахло плесенью. Блэрио нес капитана, а Питуа носилки, решив не оставлять их наверху.

Друзья шли вперед в кромешной тьме. Они так свободно чувствовали себя в этом странном, зловещем месте, будто обладали удивительной способностью видеть в темноте, что свойственно лишь кошкам и совам. Погреб представлял собой большое, закрытое со всех сторон помещение, потолок которого был еще довольно прочен. В длину можно было сделать добрую сотню шагов, налево и направо отходили ответвления — бывшие кладовые шириной в один туаз и длиной в десять. Блэрио уверенно свернул в третий левый тупик, а, дойдя почти до конца, остановился и свободной рукой принялся шарить в темноте.

Раздался глухой невнятный звук, напоминавший скрежет, затем легкий приглушенный удар. В ту же минуту повеяло теплым воздухом, будто впереди исчезла стена. За ней оказался едва заметный проход. Он был не более четырех футов в высоту и трех в ширину и выходил в коридор с песчаным сухим полом. Гулкое эхо бесконечно повторяло малейшие звуки. Это означало, что коридор был достаточно длинный и просторный.

Питуа разложил носилки на полу, и Блэрио опустил на них раненого. Затем обеими руками с силой толкнул огромную плиту, которая оглушительно заскрежетала, словно жернов, скребущий по голому камню. Медленно сдвинувшись, она вернулась на прежнее место и закрыла проход. Раздался громкий щелчок, едва слышный через толщу стены. Должно быть, распрямилась мощная пружина.

Блэрио тихо сказал:

— Берись за носилки. Готов?

— Да, — откликнулся Питуа.

— Раз-два! Взяли! Мусташ здесь? Хорошо. Вперед.

Друзья прошли около пятисот — шестисот шагов по бесконечному коридору, воздух был по-прежнему теплым и очень сухим.