Бандит любое дело может превратить в праздник. Воровство и грабеж — для него работа со всеми ее опасностями и невзгодами. А самым большим праздником считалось «поджаривание», во время которого находили выход самые жестокие, зверские инстинкты. Палачей возбуждали крики истязаемых, конвульсии, вид лопающейся от огня живой плоти и запах горящего жира, исходивший от зловещего костра.

Вот оно — настоящее развлечение! Но чтобы ощутить всю его привлекательность, надо быть настоящим бандитом. Трусы ничего в этом не понимают и брезгливо поджимают губы. Даже некоторые из самых отъявленных бандитов поначалу кривились. Но стоило привыкнуть, и они уже не могли без этого жить. Это было как курительная трубка, от которой поначалу тошнит, но со временем она становится источником бесконечного, несказанного наслаждения.

— Вот что, — продолжал Фэнфэн, пока его негодяи разжигали костер, — потом у тебя на глазах сожгут твоего мальчишку, изнасилуют и поджарят дочерей. Так что признавайся подобру-поздорову!

— Я не понимаю, чего вы хотите! — жалобно простонала вдова. — Я вам все отдала!

— Как бы не так! Ферма Гранж-Сен-Пер — одна из самых богатых в кантоне, — заметил Фэнфэн, чьи сведения, добытые у местных жителей, отличались предельной точностью. — У вас здесь должно быть припрятано около тридцати тысяч ливров.

— Господи Иисусе! Вы можете нас всех убить!.. Я же говорю, что больше ничего нет! A-а! А-а!

Пламя больно лизнуло босые ноги вдовы. При его первом прикосновении она издала два пронзительных, отчаянных крика, вызвавших приступ веселья у негодяев.

— Вот луженая глотка, черт возьми, — пробормотал сквозь зубы Аньян Буатар, родом из Тури, отличавшийся особой жестокостью.

— На помощь! Боже мой! Я хочу умереть!.. A-а!.. Негодяи! Будьте прокляты!

Беспалый, державший вдову за плечи, заявил, что кровь слишком прилила ей к голове, которая находится ниже, чем следует.

— Ага! — подхватил Буатар. — Если башку не поднять, она лопнет, как надутая соломинкой лягушка.

— Подушку для мадам! — с усмешкой провозгласил Кот Готье.

— Так обойдется, — ответил Нормандец из Рамбуйе.

— А может, вот это сойдет? — подонок пнул труп Этьена Белье, на который, как и на тело Клода, разбойники все время наступали и спотыкались.

— А что, ты прав! — одобрил Лонжюмо.

— Из толстопузого олуха получится отличная подушка!

Оба злодея, взяв труп — один за голову, другой за ноги, — подложили его под голову вдовы. Душераздирающие крики несчастной возобновились от прикосновения языков пламени, которое причиняло ей еще большие муки, чем в первый раз.

— Ну так что? Выкладывай свои и старухины денежки, — бесстрастно продолжил Фэнфэн.

— У меня больше нет денег! Нет, нет у меня их больше, нет!

— Тащите сюда щенка, — скомандовал Главарь.

Рубаха и Беспалый схватили ребенка, сорвали с него чулки и ботинки и приблизили его голые ноги к пламени.

Бедный малыш испустил страшный, жалобный крик, взывая к матери.

— О-у! Ма! Ма-ма! Оу! Ма-ма!

— Жгите как следует, — скомандовал Фэнфэн, — чтобы остался калекой на всю жизнь! Давайте поджарьте ему лапы! Пусть будет колченогим. А потом позабавьтесь с девками! Посмотрим, вдова Лемэр, что тебе дороже — золото или твои дети!

— Мама! Мама! О! Мама!

Три безумных крика раздались в пекарне — крик мальчика, чьи ноги начали обугливаться, и двух девушек, схваченных бандитами.

— Хватит, остановитесь! — закричала побежденная вдова.