— Но я же говорю, у меня ничего не осталось! — рыдал несчастный.

— Ладно же! Эй, парни, мне нужна дюжина молодцов, чтобы запалить мельницы.

Через пять минут все вокруг пылало. Фермер в отчаянии рвал волосы, стенал и в сотый раз повторял:

— Здесь вы не найдете денег! Поверьте же мне, проклятые! Разве я не отдал бы все сбережения, лишь бы спасти ферму?

В это время разбойники вломились в жилище и принялись крушить мебель и вспарывать перины. В углу, прижавшись друг к другу, дрожали фермерша с двумя дочерьми и служанка. Несколько головорезов вышвырнули их на улицу в облаках пуха и перьев, остальные громили все вокруг в поисках запасов. Из погреба были извлечены ведра вина, свежие сыры, молоко, горшки сметаны и простокваши, ломти свинины. Шайка принялась уничтожать награбленное, расположившись в пекарне, где было светло как днем. Наевшись до отвала, бандиты решили развлечься. Им в голову пришла идея облить женщин сметаной, маслом и простоквашей и вывалять в перьях. Фермера вымазали навозной жижей и пометом и, приставив к горлу нож, заставили поочередно целовать жену, дочек и служанку. Приходя в восторг от собственной изобретательности, бандиты веселились до упаду и не стеснялись в выражениях, комментируя происходящее. Насмеявшись, бандиты снова потребовали от хозяина поклясться, что у него нет ни гроша, и с четырех углов подожгли ферму. После этого они отправились к арконвильскому замку, где соединились с двумя остальными частями отряда, которые не менее удачно завершили свое черное дело. Общая добыча составила всего двенадцать тысяч ливров, и разбойники были недовольны. Они считали, что фермер из Эсперсена обворовал их, и жалели, что не успели поджарить его. Однако мерзавцы находили некоторое утешение, глядя на громадный костер, в котором пылали три фермы. Кроме жилых домов, дровяных и навозных сараев, всего в огне погибло тридцать восемь мельниц, или, другими словами, около ста шестидесяти тысяч снопов хлеба.

Имея в своем распоряжении сотню пьяных головорезов, Душка Берриец мог легко начать штурм Арконвиля. Однако, многому научившись у Фэнфэна, бандит, несмотря на свою молодость, предпочитал действовать не силой, а обманом, и был очень осторожен. Берриец, которому едва исполнилось двадцать лет, превзошел хитростью многих. Всегда в военной форме, в обшитой золотым галуном треуголке с кокардой, разбойник был недурен собой и ничуть не походил на головореза.

Вытащив из кармана трехцветный шарф, Берриец повязал его на пояс и сказал:

— Все, на ком есть хоть что-то из военной формы, постройтесь за мной.

Из толпы оборванцев вышло около двадцати негодяев, которые вытянулись в две шеренги. Хотя в наряде поджигателей было много недочетов, издали их можно было принять за солдат. Сабельные ножны и походные сумки приведены в порядок, ружья начищены — многие гвардейцы в то время выглядели бы на их фоне проходимцами.

— Неплохо, — похвалил Берриец. — Теперь вы солдаты, я ваш командир, и впереди нас ждет неплохое развлечение.

Отряд вышел из парка и приблизился к главным воротам, которые были защищены огромной решеткой, ощетинившейся железными шипами. По обе стороны от входа стояли сторожевые будки. Берриец мигнул Драгуну из Рувре, тогда бандит принялся колотить в дверь с таким усердием, что с первого же удара раздробил приклад своего ружья. На шум в левой будке открылась дверца, из которой осторожно выглянул сторож, вероятно разбуженный светом пожарищ, заунывным звоном колоколов и барабанами. Увидев ружья, поблескивавшие в кровавых отсветах, старик затрясся всем телом.

— Что вам угодно, господа хорошие? — пролепетал он дребезжащим голосом.

— Господ больше нет, — отрезал Душка Берриец. — Мы — граждане, запомни это, лакей бывших аристократов! Именем закона, приказываю открыть ворота!

— Хозяев нет дома… Я всего лишь садовник… Нужно спросить господина Реми, управляющего.