И вот уже в огромном очаге весело затрещало пламя. Дылда Мари схватила за ноги лежащую на полу несчастную жертву и стала постепенно заталкивать в очаг — чтобы не сразу загорелась.

— Видишь ли, приятель, — продолжал Главарь, — мы любим устраивать освещение поярче. Сейчас мы начнем поджаривать твою старуху и будем это делать, пока ты не заговоришь. А если будешь упорствовать, подпалим и тебя.

— Но ведь у меня ничего нет! Нет у меня ничего!.. Нету, совсем ничего нету!.. — словно обезумев, твердил старик. Глаза его выкатились из орбит, лицо посерело, и по нему градом струился пот.

— Ну вот, запахло жареными свиными ножками, — заметила Дылда Мари, добродушно глядя на Рыжего.

Мамаша Маргарита, у которой рот был заткнут кляпом, издала глухой горловой рев — дикий и душераздирающий. На лице ее отразилась столь нечеловеческая мука, что папаша Винсент, теряя рассудок, тяжело упал на колени с криком:

— Пощадите!.. Я все скажу!

— Толстяк Нормандец, вытащи у старухи кляп изо рта, а ты, Дылда Мари, намажь ей пятки маслом или свечным жиром.

— Отдай им, Винсент, отдай им все! Я больше не вытерплю такой адской муки! О, проклятые деньги!

— Я жду, — заявил Главарь, грозно сверкая глазами сквозь прорези в маске.

— Тайник там, под камнем… на котором стоит бадья с водой, — запинаясь, выдавил старик.

В доме был земляной пол, а чтобы в деревянную бадью, где держали запас воды для хозяйственных нужд, не проникала грязь, в него была вдавлена каменная плита. Толстяк Нормандец, чьи громадные ручищи не боялись никакой работы, схватил кирку и начал энергично ею орудовать. Разбрасывая во все стороны землю, он быстро окопал плиту со всех сторон и приподнял ее рукоятью кирки. В земле показались осколки черепицы. Бандит расчистил землю, выкинул глиняные обломки и увидел кормушку для свиней, выточенную из цельного камня. Из груди его вырвался радостный вопль:

— Черт побери, кубышка! Ну, Главарь, вы были правы!

— Куда нам с вами тягаться! — восторженно воскликнул Рыжий из Оно.

Кормушка действительно была полна монет по шесть ливров, среди них попадались и золотые луидоры. На первый взгляд там было тысяч шесть-семь ливров, а может, и больше. Оба старика в отчаянии смотрели на деньги, скопленные за долгую трудовую жизнь, полную забот, тревог и лишений, и обливались слезами.

Рыжий из Оно и Дылда Мари жадно запустили руки в кормушку и перебирали экю и луидоры. Толстяк Нормандец ссыпал деньги в большую дорожную сумку, прихваченную перед уходом на дело. Считая, что брать больше нечего, бандиты собрались уходить. Главарь взмахом руки остановил их и наводящим ужас голосом произнес:

— Это еще не все! Мне нужно остальное!

— Гражданин разбойник! Господин Фэнфэн!.. Клянусь, У нас больше ничего нет, — взмолился папаша Винсент, а жена его принялась издавать стоны, способные разжалобить даже камень.

— Остальные деньги! Быстро, черт вас побери!

— Больше нет ни единого су! Сжальтесь, добрый господин Фэнфэн! Мы разорены… Пойдем по миру просить кусок хлеба!..

— Тащите старуху в огонь! — не терпящим возражений тоном скомандовал Главарь.

— Ну, давай же, старая карга! Пошевеливайся, у меня просто руки чешутся, так мне хочется… — взвизгнула Дылда Мари, но предводитель быстро оборвал ее.

— Молчать, когда я разговариваю!

Намазанная маслом и свечным жиром кожа на ногах мученицы вспыхнула как пакля, затрещала и лопнула, обнажив сухожилия, тотчас скукожившиеся и затвердевшие.