Отец побелел и даже не делал попытки прикоснуться к коробке.

— Откуда ты взяла на это деньги? — проговорил он каким-то не своим сиплым голосом.

— Это компенсация всем нам, — усмехнулась я, предчувствуя, что сейчас грянет сокрушительный скандал.

Отец открыл рот и протянул ко мне руки.

— Только попробуй ей что-нибудь сказать или сделать! — В дверях стояла мать с немецким ножом лазерной заточки в руках, самым большим из набора.

Нож зловеще блестел.

— Мам, ты что? — испугалась я.

— Да я чего? Я ничего… — поскучнел отец. — Уже и слова нельзя сказать…

— Ты лучше помолчи, — строго сказала мать, взмахнула ножом и удалилась на кухню.

Я выскользнула к себе. Большую часть денег я поменяла на доллары, и теперь это была вполне компактная пачка. Я спрятала деньги в самый дальний ящик стола. Все было бы прекрасно, если бы не нужно было опасаться «черного киллера». Что бы я сделала с этими деньгами? Накупила бы тряпок, бросила работу, поехала отдохнуть к морю… Но нет! Я вдруг просто физически ощутила, как скука, моя давнишняя спутница, снова протягивает липкие лапы… Ну куплю я тряпок, машину, возможно… Не так уж много там было денег, в той коричневой торбе. И потом, правильно говорят: не в деньгах счастье! Это про меня. Я поняла совершенно точно, что если у меня будет куча денег, это не поможет мне избавиться от скуки. Конечно, чтобы в этом убедиться, следовало бы хоть недельки две побыть в шкуре миллионерши. Возможно, мне понравилось бы…

И вот, когда я совсем было приуныла, горестно рассматривая в зеркале выступившие по весеннему времени на носу веснушки, мать позвала из коридора:

— Катя, тебя к телефону!

Первая мысль была: не ходить! За последний день я столько раз разговаривала по телефону с бандитами, что привыкла ждать от этих разговоров только плохое. А может быть, звонит ненаглядный? Он очухался и хочет попросить прощения за свое отвратительное поведение. Тогда тем более не брать трубку! Я больше не желаю никогда ни видеть его, ни слышать его голос! Вот только я забыла ему об этом сказать.

— Катерина, ты идешь? — настаивала мать.

— Иду, — вздохнула я.

Голос в трубке был абсолютно незнакомый.

— Простите великодушно, я говорю с Екатериной Андреевной Дроздовой? — церемонно осведомился мужской голос.

— С ней самой, — зевнув, ответила я — давала себя знать бессонная ночь на вокзале.

— Добрый день. Катя, вы позволите вас так называть?

— Это мы еще посмотрим, — невежливо прервала его я. — Вы вообще-то кто, и что вам от меня надо?

— Хм.., на все ваши вопросы я так сразу ответить не смогу, вернее, могу, но не, хочу… Но вы не вешайте трубку, — спохватился голос, — потому что это не в ваших интересах.

— Позвольте мне решить самой, что в моих интересах, а что — нет… — начала было я.

— Нет, вы все-таки выслушайте, это будет вам интересно. А представиться я могу, зовут меня, допустим… Геннадий Сергеевич.

— Так-то лучше. Слушаю вас, Геннадий Сергеевич, — нелюбезно сказала я, потому что наш разговор начинал мне очень не нравиться.

— А зато на другой вопрос — что мне от вас надо, я с удовольствием отвечу. Мне нужно встретиться с вами и поговорить, потому что вопросы, которые нам нужно решить, ни в коем случае нельзя обсуждать по телефону.

— И вы надеетесь, что я так сразу возьму и побегу к вам решать ваши наболевшие вопросы? — рассердилась я.