— Береги себя, Соленый и... не нарушай правил движения.

Схватив свои вещи, Гэс выпрыгнул из машины и исчез в дверях вокзала. Солтц даже не успел проронить первую слезу.

— Додж-Сити! Додж-Сити! — выкрикивал проводник. — Следующая остановка — Додж-Сити!

Он подошел к Гэсу и приветливо сказал:

— Вам выходить, сэр.

Поезд остановился. Гэс, неся в руках саквояж и футляр с “банджо” внутри, сошел по стальным ступеням вагона на платформу, выложенную кирпичом. Странно, вот он вроде вернулся домой. Что при этом нужно чувствовать? Наверное, каждому, кто уезжал надолго из места, которое можно назвать “домом”, знакомо чувство, возникающее при возвращении. Все вокруг узнаешь, но все-таки все кажется другим и незнакомым.

Гэс купил одну из газет, которые продавал какой-то старик. На первой же странице его взгляд остановил кричащий заголовок: “Агентами ФБР в перестрелке убит Диллинджер. Его предала женщина в красном”.

— Продала, а не предала, — сказал Гэс вслух и брезгливо отбросил газету.

Однако, читай — не читай, грядет день охотника. Это чувствуется во всем. Старых одиночек убирают — чтобы сохранить в неприкосновенности синдикат. Агенты ФБР, устраивая засады и разделываясь с современными робингудами, легко добиваются сенсационной известности как “борцы с преступностью”. Но при этом не трогают синдикат, остающийся в тени — а ведь именно он пожирает и разлагает общество изнутри.

Ну и что делать в такой ситуации, спрашивал себя Гэс, садясь в такси. Таковы правила драки. Но добровольно никто не уходит. Таких как я, передающих дело другому, очень немного.

— Поехали в старую гостиницу, — сказал Гэс.

— В какую именно?

— “Отдых Ковбоя”.

— Боюсь, такой гостиницы у нас теперь уже нет. Я никогда и не слышал о такой. Наверное, снесли.

— А “Додж-Хаус” еще стоит?

— Да, сэр. Это не очень шикарная гостиница, но там чисто и вполне прилично.

Через несколько минут старенькое такси остановилось перед гостиницей. Все было знакомо, только на том месте, где над дверью когда-то располагалось полукруглое витражное окно, висела большая уродливая надпись: “Комнаты сдаются от 50 центов”.

На крыльце гостиницы была установлена скамейка-качалка, стояли другие скамейки, на которых в теплые дни наверняка сидят старики и глазеют по сторонам.

Гостиница оказалась уютной и удобной, как старые ботинки; комната, которую он получил, была большой и чистой, с высоким потолком, заклеенным, как и стены, обоями.

На следующее утро Гэс позавтракал бифштексом и яйцами в ресторане “Дельмонико” и вернулся к гостинице. Сел на скамейку, надеясь увидеть среди прохожих знакомое лицо, или что-нибудь, что приободрило бы его. Но Великая Депрессия поразила Додж-Сити точно так же, как и Канзас-Сити, как Нью-Йорк, как всю страну. Худые старые фермеры, одетые в латаные-перелатаные комбинезоны, неприкаянно бродили по улицам; на женщинах были древние платья, вытащенные со дна сундуков; а на то, что дети ходят босиком, уже никто не обращал никакого внимания.

Ко всем прочим бедам Канзас постигла засуха. Пшеница, уже начавшая всходить, выгорела, постоянные ветры срывали верхний плодородный слой почвы.

Краем глаза Гэс увидел администратора гостиницы, стоявшего у двери и разговаривающего с пожилым тучным человеком, у которого был вид представителя закона.

Гэс ничуть не удивился — он был уверен, что, хотя о его прибытии и не сообщали заголовки газет, им заинтересуются представители власти. Он был достаточно хорошо известен. Особенно здесь, в этом, городе, где его помнили еще со времен юности.