Это выглядело очень забавно и очень печально. Но у фермеров сохранялось врожденное чувство юмора — оно позволяло улыбаться, даже когда сидишь на капоте раскуроченной машины, внутри которой оставался только руль, и погоняешь старых тягловых лошадей.
Гэс остановился перед банком. Вот там была когда-то жердь, к которой привязывали лошадей, там собирались старики лениво поболтать, пожевать табак, просто посидеть и пораздумывать...
Гэс заметил какого-то человека, который стоял внутри банка и смотрел на него сквозь стекло. Человек повернулся и вышел из банка на тротуар. Он гордо нес свой большой живот; на воротничок ниспадали толстые складки шеи; редкие волосы были гладко зачесаны в бесполезной попытке прикрыть лысину.
Гэс отказался пожать протянутую руку.
— Вы ведь Гэс Гилпин? Я слышал, что вы приехали в наш город, — приветливо сказал банкир. — Я — Джон Хундертмаркс. Все еще заведую этим старым банком.
— Наверняка вы теперь заведуете в этом городе не только банком, — сказал Гэс сухо.
— Я не совсем понимаю, что вы имеете в виду. — Улыбка Хундертмаркса несколько пригасла.
— Ну, я думаю, теперь вам принадлежат и элеваторы и многое другое. Наверное, и почти все дома на этой улице тоже. И земли, которые покидают разорившиеся фермеры, вы быстренько приобретаете.
— А вы, батенька, стали радикалом, как я погляжу, — сказал Хундертмаркс. — А преступник и хулиган, перелицевавшийся в радикала — это уже опасно.
— Ну конечно, опасно, — спокойно согласился Гэс. — Кстати, кто эта женщина, которая прибирает в вашем банке?
Банкир вспыхнул и отвернулся.
— Это вас совершенно не касается. И отойдя назад к двери, добавил:
— Гилпин, вам бы лучше убираться отсюда подобру-поздорову.
— Нечего вам меня прогонять. Мне бы очень не хотелось снова браться за хлыст.
Лицо банкира стало багровым. Он резко повернулся и зашел в банк.
Глядя на толстую спину удаляющегося банкира, Гэс широко улыбнулся. Ему стало несколько легче от того, что он хоть немного облегчил душу. Кровь живее побежала по жилам. Он сделал глубокий вздох и пошел прочь от банка. Шаг его стал уверенным и пружинящим.
После обеда Гэс снова сидел на крыльце гостиницы и смотрел на прохожих. И на большинстве из них он видел следы нужды и лишений, либо в одежде, либо на худых, бледных лицах.
Гэс отлично знал, что вряд ли в Америке сыщутся люди более законопослушные и патриотичные, чем фермеры, но похоже на то, что и их терпению приходит конец. На своем веку Гэсу довелось видеть много сцен насилия, и он прекрасно знал, что может вызывать вспышки насилия теперь, здесь. И в этом небольшом городе он чувствовал растущее напряжение.
То, что произошло в тюрьме Левенворт, могло случиться и здесь, в городе Хундертмаркса, если фермеры будут доведены до отчаяния.
Гэс пообещал себе, что он ни во что не будет вмешиваться. Он будет вести тихую, спокойную жизнь, будет избегать любых неприятностей и передряг.
Голос шерифа Дарби прервал его мысли.
— И что это вы там внимательно рассматриваете?
— Да так, ничего особенного. А почему вы спрашиваете? — Гэса несколько озадачил вопрос.
— Ну, Хундертмаркса беспокоит безопасность его банка. Вы так к нему присматриваетесь...
Гэс засмеялся, и смеялся долго. Его остановило лишь злобное ругательство, слетевшее с губ шерифа. В нем вспыхнула неконтролируемая ярость.
— Давай, катись отсюда, Дарби! Иди, собирай свои денежки, которые тебе платят за то, что не замечаешь азартных игр. Знаю, есть тут у вас одно местечко, где играют и в кости, и в карты. Там, за прачечной “Поффенбург”. |