Все полицейские Британии судачили об этом деле. «Кажется, моя форма не вызывает у него никакого почтения, — подумал инспектор. — Твердый орешек этот тип. Может, он и впрямь тот, за кого себя выдает». Полицейский чувствовал, что начинает сказываться напряжение последних двух часов. Он отер лоб, после чего на нем остались следы крови.

— Моя фамилия Вильсон, — произнес он наконец. — Инспектор Артур Вильсон, полиция Оксфордшира.

Пауэрскорт дружелюбно пожал ему руку.

— Я не хочу вмешиваться в вашу работу, инспектор, но буду весьма обязан, если вы найдете время побеседовать со мной, когда вам будет удобно. А пока у меня к вам только один вопрос. Есть ли жертвы?

«Подобный вопрос в такое время способен задать только полицейский или частный сыщик», — подумал инспектор Вильсон.

— Боюсь, пока это мне неизвестно, лорд Пауэрскорт. — Полицейский обратил внимание, что письмо было адресовано лорду, а не просто мистеру Пауэрскорту. — Мы с сержантом здесь не более двух часов. Пожарные не пускают никого на верхние этажи. Говорят, слишком опасно. Сами они передвигаются по лестницам и доскам, положенным поверх перекрытий. Очень много сгорело. Я слышал, как начальник пожарной команды говорил, что, возможно, есть один труп, но он не сказал, кто это может быть.

— Понятно, инспектор. Благодарю вас. Не будете ли вы столь любезны сообщить начальнику пожарной команды, что я здесь и хотел бы переговорить с ним. Но только, когда у него будет на это время. Я бы не хотел ни на секунду отрывать его от важной работы. Как, впрочем, и вас.

Инспектор Вильсон скрылся в доме. Пауэрскорт отошел от здания и принялся изучать причиненные разрушения. Центральная часть дома была спроектирована в стиле вилл Палладио, в южном крыле располагалась библиотека, а в северном — картинная галерея. В доме был цокольный этаж и по два ряда окон на каждом этаже. Больше всего от огня пострадало северное крыло. Здесь были выбиты все окна и разрушена крыша. Обойдя дом, чтобы взглянуть на западный фасад, Пауэрскорт осторожно заглянул в картинную галерею. Стены ободраны до самой штукатурки или даже до кирпичной кладки. От картин, похоже, ничего не осталось. На полу высились кучи пепла и камней. Сверху доносились крики и проклятия пожарников, пробиравшихся по балкам. Время от времени раздавался громкий треск, и вновь осыпались доски.

С наступлением дня зеваки разбрелись по домам. Пауэрскорт сел на скамейку в саду перед западным фасадом и погрузился в размышления о проклятии дома Харрисонов. Для человека его профессии убийства, совершенные в порыве страсти или с холодным расчетом, были обычным делом. При этом, как говорил его опыт, всегда можно докопаться до причины, по которой один человек убил другого. Но дело Харрисонов оказалось другого рода. Он до сих пор не нашел и намека на мотивы преступления.

К полудню Пауэрскорт вернулся к парадному входу. Внутри по-прежнему раздавались крики пожарных. Заглянув внутрь, он увидел двух мужчин; стоя на лестницах, положенных поверх пола второго этажа, они спускали вниз на веревке какой-то завернутый в одеяло тюк, крепко привязанный к доске.

— Осторожно, осторожно, — повторял голос сверху.

— Спускайте, мы готовы, — крикнул инспектор Вильсон, который вместе со своим напарником поджидали сверток внизу.

В какой-то момент пожарные наверху слишком быстро отпустили свой груз. Тюк наклонился под углом сорок пять градусов, и казалось, вот-вот упадет на камни.

— Боже милостивый, Берт, — послышался голос сверху, — держи этот чертов сверток хорошенько, ради всего святого!

— Извините, сэр, — отвечал Берт. — Уж больно он тяжелый.

— Знаю, что тяжелый, — отвечал другой голос.