Сюда,

         под траур

         и плеск чернофлажий,

         пока

         убитого

         кровь горяча,

         бежал,

         от тревоги,

         на выстрелы вражьи,

         молчать

         и мрачнеть,

         кричать

         и рычать.

         Я

         здесь

         бывал

         в барабанах стучащих

         и в мертвом

         холоде

         слез и льдин,

         а чаще еще —

         просто

         один.

         Солдаты башен

         стражей стоят,

         подняв

         свои

         островерхие шлемы,

         и, злобу

         в башках куполов

         тая,

         притворствуют

         церкви,

         монашьи шельмы.

         Ночь —

         и на головы нам

         луна.

         Она

         идет

         оттуда откуда-то…

         оттуда,

         где

         Совнарком и ЦИК,

         Кремля

         кусок

         от ночи откутав,

         переползает

         через зубцы.

         Вползает

         на гладкий

         валун,

         на секунду

         склоняет

         голову,

         и вновь

         голова-лунь

         уносится

         с камня

         голого.