|
Солдаты отъелись и отдохнули в армии, а теперь пойдут бить «негров» – народ, который бежит во все лопатки, как только замахнутся на него палкой. Вот почему они радостно приветствовали известие о войне. Что касается унтер-офицеров, то они рассчитывали на военные прибыли и сохранение жалованья. А в главном штабе говорили: «Передовой прикомандированный ни разу не был ещё под огнём. Нужно дать ему обломаться хорошенько на коммуникационных линиях». На фронте вообще нуждались в британских полках, так как полки, составленные из местных уроженцев, не внушали доверия. «Соединить их с двумя сильными, опытными полками, – говорили в штабе, – глядя на них, они пообтешутся. Потом познакомятся разок-другой с ночными бродягами, да перережут с полдюжины глоток, живо вымуштруются».
Командир написал, что настроение в полку превосходное. Майоры радостно улыбались, а субалтерны вальсировали друг с другом в офицерском клубе после обеда и чуть не перестреляли собственных товарищей, практикуясь в стрельбе из револьверов. Смятение царствовало только в душах Джекина и Лью. Что будут делать с барабанщиками? Возьмут ли оркестр на фронт? Сколько барабанщиков будет сопровождать полк?
Они держали совет вдвоём, сидя на дереве и покуривая трубки.
– Недурно будет, если оставят нас здесь с женщинами. Хотя тебе только это и нужно, – саркастически проговорил Джекин.
– Это ты о Крис? Что значит женщина, или даже целая сотня женщин, в сравнении с боевой службой! Я не меньше тебя хочу идти на войну, – сказал Лью.
– Хотел бы я быть хорошим горнистом, – печально сказал Джекин. – Тома Кидда они возьмут, а нас нет.
– Так пойдём отделаем Кидда так, чтобы он не мог играть. Ты будешь держать, а я колотить, – сказал Лью, вертясь на сучке.
– Ничего из этого не выйдет. На нас и без того злятся. Если оркестр оставят здесь, так уж нас с тобой, конечно, не возьмут. А ты годен, Пигги, что говорит доктор? – спросил Джекин, ткнув Лью изо всей силы под ребра.
– Конечно, – ответил Лью и побожился. – Доктор говорит, у тебя слабая грудь от того, что много куришь и мало ешь. Ударь-ка меня в грудь как следует, посмотрим, выдержу ли.
Он выпятил грудь, и Джекин ударил его, не щадя сил. Лью побледнел, покачнулся, заморгал глазами и закашлялся, но тотчас же оправился и проговорил:
– Ничего!..
– Годишься, – сказал Джекин. – Я слыхал, что человек может умереть, если его изо всей силы ударить в грудь.
– Так не будем больше так делать, – сказал Лью. – Не знаешь, куда нас посылают?
– Бог знает. Куда-нибудь на границу, бить патанов – волосатых бродяг, которые, говорят, выворотят наизнанку, если попадёшься им в лапы. А вот женщины у них, говорят, недурны.
– Есть что пограбить?
– Хороших денег, говорят, не найдёшь, пока не поищешь под землёй. Поживиться нечем. – Джекин приподнялся и посмотрел вдаль.
– Лью, – сказал он, – там идёт полковник. Он хороший старикашка. Поговорим с ним.
Лью чуть не слетел с дерева от смелости предложения. Как и Джекин, он не боялся ни Бога, ни людей, но есть предел даже смелости барабанщиков, и разговаривать с полковником…
Но Джекин соскочил уже с дерева и направился к нему. Полковник шёл, погруженный в мечты и размышления о наградах и повышениях, рассчитывая на репутацию «Передового», как лучшего полка на линии. |
