Было позднее утро, в цеху, где стояли все три алмазных годо, кипела работа. Сегодня они должны были завершить украшать костью последнюю грань Великого Энимона. Имя этому барабану он дал сам, назвав его Голосистым. Мастера по голосу уже ставили на него мембрану, а также неоднократно проверяли его акустические способности с помощью специальных звуковых пушек и голосина у Энимона действительно оказался очень мощный, звонкий и красивый. Разумеется, по настоящему громко этот годо запоёт тогда, кода его покроют лаком, но как раз с лаком у мастеров Холтора получилась задержка. Они никак не могли сварить такой лак, который лип бы к древесине алмазного дуба идеальным образом. Времени у них было ещё предостаточно и поэтому Веридор не волновался. К тому же для Великих годо ещё не были готовы медальоны для киля, прославляющие леди Риту и всех её любовников, как венценосных, так и самых простых.

Киль барабана-годо, особенно очень большого, не относится к числу тех его деталей, которые влияют на звук. Он предназначен только для того, чтобы устанавливать барабан на полу перед помостом, а потому его можно украшать, как угодно и чем угодно. Длина киля больших алмазных годо составляла триста двадцать шесть метров, а высота от двадцати восьми с половиной метров возле мембраны и двенадцати возле большого, резного шишака. Ширина киля тоже была внушительной, почти четыре метра. Поэтому на всех трёх барабанах-годо поместилось одиннадцать тысяч двести двадцать шесть клейм размером два с половиной на два с половиной метра, на которых было решено изобразить разноцветными драгоценными камнями, солопластом, золотом, платиной, серебром и эмалями по три сцены, выбранных каждым паломником.

Малость почесав головы, все паломники выбрали из всех своих стереоснимков исключительно сцены не просто эротического, а сугубо порнографического характера, как будто все они мечтали только о том, чтобы люди увидели, в каких именно позах она занимались с леди Ритой любовью. Никто, даже такой набожный человек, как архиепископ Иезекия Антальский, не попросил художников, чтобы они изобразили то, как они пьют чай с Верховной жрицей Храма Великой Матери Льдов. Поскольку жены всех паломников без исключения рвались посмотреть на эти клейма, всех художников клана Таланов Дерзких заперли в особо охраняемом помещении, которое было постоянно заполнено вульритом, а для вящей надёжности ещё и облицовано изнутри антисеситивным покрытием. К тому же при выходе художников обыскивали и отбирали у них каждый клочок бумаги.

Клейма было решено вставить в гнёзда килей только тогда, когда всё будет готово к полёту. Делалось это не из соображений нравственности, а только для того, чтобы соблюсти режим секретности. Паломников поначалу пускали в художественные мастерские, где они обсуждали с мастерами эскизы, а потом попёрли в три шеи и даже запретили им приближаться к музыкальной фабрике без особого разрешения Холтора, но те всё равно любыми правдами и неправдами умудрялись пробираться внутрь. Некоторые типы, такие, как Зак Лугарш и Нейзер, пробирались даже в художественную мастерскую, но их там быстро вычислял Ратмир, который вошел в бригаду художников вместе с Велиментом и ещё несколькими десятками планетоделов. Среди них тоже имелись прекрасные художники.

Эта часть работы была самой простой. Самым главным было довести все заготовки до ума и заставить их звучать. Хотя клан Таланов Дерзких и ваял барабаны-годо с доисторических времён, у них на вооружении были также и последние достижения науки, выраженные в точнейших акустических приборах. Как только все заготовки были ошкурены, акустики клана приступили к их тестированию. Делалось это только для того, чтобы определить дальнейшую судьбу каждого барабана и будь в темпоральнике их истинные создатели, те коралловые деревья, которые вырастили такие ветви на алмазных дубах, зеркальных буках и гигантских музыкальных кедрах, они наверное, раздулись бы от гордости.