Изменить размер шрифта - +
Но если я останусь здесь, есть шанс, что… А, вот и они!
 Черные воины хлынули на площадь, и ход сражения изменился. Там и тут конники-афаки начали отступать. Раненые лошади вставали на дыбы и падали, погребая под собой всадников, других стаскивали на землю мощные черные руки или выбивали из седла копьями. Вскоре хрипло запела труба. Оставшиеся афаки развернули коней и поскакали прочь. Шум битвы стих.
 
Наступило безмолвие, если не считать стонов раненых. С боковых улиц вышли темнокожие женщины в поисках родни, чтобы унести уцелевших и оплакать погибших.
 Сакумбе невозмутимо восседал на троне, потягивая вино, когда появился Конан с окровавленным мечом в руке, в сопровождении черных воинов.
 — Зехбеху удалось бежать с большинством афаков, — объявил он. — Мне пришлось слегка остудить пыл твоих парней, чтобы они не перебили жен и детей афаков. Они могут нам понадобиться в качестве заложников.
 — Хорошо, — произнес Сакумбе. — Выпей!
 — Отличная мысль! — большими глотками Конан осушил чашу. Затем покосился на пустой трон рядом с Сакумбе. Черный король проследил за его взглядом и ухмыльнулся.
 — Ну? — спросил Конан. — Что скажешь? Получу я его?
 Сакумбе тоненько хихикнул.
 — Да уж, ты всегда готов ковать железо, пока горячо. Ты не изменился, киммериец.
 Затем король произнес несколько слов на языке, которого Эмерик не знал. Конан бросил что-то в ответ, кажется, они принялись спорить. В этот момент по ступеням взобрался Аския и поспешил присоединиться к спору. Он велеречиво доказывал что-то, бросая недобрые взгляды на Конана и Эмерика.
 Наконец Сакумбе заткнул рот колдуну единственным хлестким словцом и поднял свою массивную тушу с трона.
 — Народ Томбалку! — призвал он.
 Люди со всей площади повернулись к помосту. Сакумбе продолжил:
 — Негодяй и предатель Зехбех бежал из города, и один из двух тронов Томбалку опустел. Вы видели Конана, он могучий воин. Достоин ли он быть вашим королем?
 После нескольких мгновений молчания раздались одобрительные выкрики. Эмерику показалось, кричали в основном воины племени тибу, из отряда Конана, но вскоре к ним присоединились и другие. Сакумбе подтолкнул Конана к пустующему трону. Народ разразился ликующими воплями. На площади, откуда уже были убраны трупы и тела раненых, вспыхнули костры. И вновь застучали барабаны, на сей раз созывая людей не на битву, но на торжество.
 * * * Много позже Конан вел Эмерика с Лиссой, шатающихся от вина и усталости, к скромному жилищу, что он подыскал для них. Перед тем, как проститься, Эмерик спросил его:
 — Что это за язык, на котором вы говорили с Сакумбе? И о чем вы спорили с ним?
 Конан расхохотался.
 — Это прибрежное наречие, которого здесь никто не знает. И мы с ним не спорили — Сакумбе говорил, что мы неплохо поладим как короли, если только я не забуду, какого цвета у меня кожа.
 — Что он хотел этим сказать?
 — Что мне нет смысла пытаться лишить его власти и интриговать против него, потому что черных теперь здесь подавляющее большинство, и они никогда не пойдут за белым королем.
 — Почему же?
 — Да потому что их слишком часто грабили, резали и продавали в рабство белые бандиты из Стигии и Шема, я думаю.
 — А этот колдун, Аския? Чем он был недоволен?
 — Предупреждал короля, что нам нельзя доверять. Будто бы духи сказали ему, что мы уничтожим Томбалку. Но Сакумбе велел ему заткнуться и заявил, что слишком хорошо меня знает и доверяет куда больше, чем какому-то шаману. — Конан зевнул, точно сонный лев. — Ладно, ступай уложи свою девочку в постель, пока она не заснула стоя.
 — А ты?
 — Я? Пойду назад.
Быстрый переход