|
— Почему? – удивился я. – Что, твой новый демон не остановил для тебя часы? Он сощурил свои ледяные, рыскающие глаза. — Я больше не динарианец, — произнес он очень тихо, очень мягко. – Когда я вышел из больницы и вернулся к Никодимусу, у него не нашлось для меня свободной монеты, — в глазах его полыхнул безумный огонь. – Видишь ли, он отдал ее тебе. Я поперхнулся. — Так вот что ты искал у меня дома. Динарий. — Будь на то моя воля, я бы предпочел не Ласкиэль, но и она лучше, чем ничего. — Умгум. Так где сейчас Никодимус? Я так понимаю, он тебе помогает? Глаза Кассия почти совсем закрылись. — Никодимус меня уволил. Он скал, что если я такой дурак, что не сумел сохранить свою монету, то вполне заслуживаю того, что со мной свершилось. — Надо же, каков. Кассий пожал плечами. — Он человек властный, он не терпит дураков. Когда ты умрешь, и монета Ласкиэли станет моей, он примет меня обратно. — Не слишком ли ты в этом уверен? – заметил я. — А что, есть причина, по которой это не так? – он с усилием повернулся к своему вещмешку. – Тебе стоит упростить все для нас обоих. Я желаю сделать тебе предложение. Отдай ее мне сейчас же, и я сделаю твою смерть быстрой. — У меня ее нет, — сказал я ему. Он сипло рассмеялся. — Так много мест, в которых ее можно спрятать, — сообщил он. – Если ты хранишь ее на себе, чуть больше боли – и ты сам выронишь ее, — он достал из мешка небольшой лобзик и положил его на пол. – Я знал как-то человека, который проглотил свой динарий и проглотил бы его еще раз, если бы тот вышел ненароком. — Мбюэ, — произнес я. Следом за лобзиком Кассий вынул из мешка плоскоголовую отвертку и положил ее рядом с лобзиком. – И другого, который взрезал себе живот и положил монету в брюшную полость, — он вынул из мешка зловещего вида нож с крючковатым лезвием для резки линолеума и задумчиво подержал его в руке. – Скажи мне, и я просто перережу тебе горло. — А если не скажу? – спросил я. Он срезал ножом заусенец на желтоватом ногте. — Что ж, отправлюсь на поиски сокровища. Я внимательно посмотрел на него. — У меня ее с собой нет. Это правда. Я связал Ласкиэль заклятием и зарыл монету. Он зарычал и схватил меня за левую кисть. Сорвав с нее перчатку, он вывернул мне руку, чтобы показать мою изуродованную ожогом ладонь, на которой розовел клочок здоровой кожи в форме символа Ласкиэли. — Она у тебя! – прохрипел он. – И она моя! Я сделал глубокий вдох и попытался следовать единственному уместному в сложившейся ситуации правилу настоящего оптимиста: думать позитивно. Черт, чем круче он будет меня пытать, тем быстрее он узнает правду. Конечно, я предпочел бы убедить Кассия каким-нибудь другим способом, но, опять же, он изрядно ограничил мой выбор. — Я говорю тебе правду, — повторил я. – И потом, ты бы не сделал этого быстро, даже если бы я отдал ее тебе. Он улыбнулся. Добрая у него вышла такая улыбочка, дедовская. — Возможно, — согласился я. Он снова полез в свой вещмешок и достал из него трехфутовый отрезок тяжелой цепи, какой блокируют от угона мотоциклы. Держа ее одной рукой, другой он передвинул мои запястья, подняв их так, чтобы руки оказались у меня над головой. — В любом случае победитель-то я. У меня не хватило силы опустить руки – чертовы наручники превратили меня в беспомощного котенка. — Отдай мне монету, — ласково произнес Кассий и с силой лягнул меня в ребра. |
