Мой двойник издевательски повел бровью.
— И что, удалось?
— Ненавижу ехидин, — буркнул я.
— Суть в том, — сказал он, — что у тебя почти нет...а может, и совсем нет шанса на то, чтобы победить, если ты ломанешься туда вслепую. Тебе необходимо знать, как они намереваются использовать эти энергии. Тебе необходимо знать, имеются ли оптимальное время и место для того, чтобы напасть на них. Тебе необходимо знать в подробностях, что такое Темносияние — иначе ты можешь с таким же успехом себе руки отрубить.
— Последнее не обязательно, — заверил я его. — Я могу просто спокойно посидеть и подождать возвращения Эрлкинга.
— Что в лоб, что по лбу, — согласился мой двойник. — Ко всему прочему, в настоящий момент твое тело вообще не в состоянии делать хоть что-нибудь, — он подался вперед. — Освободи ее, чтобы она помогла нам.
Я сделал медленный вдох и внимательно посмотрел на Ласкиэль.
— Когда я убил Джастина, — сказал я, наконец, — и более-менее собрал свою голову воедино у Эбинизера, я пообещал себе одну вещь. Я пообещал, что буду жить самостоятельно и на собственных условиях. Что научусь отличать добро от зла и не буду пересекать разделяющей их черты. Что не позволю себе стать таким, как Джастин ДюМорн.
— А остаться в живых ты что, не хочешь? — поинтересовался мой двойник.
Я встал со стула и пошел прочь из светлого круга.
— Конечно хочу. Просто есть вещи поважнее выживания.
— Ага, — согласился двойник. — Например, люди, которых убьют, когда ты помрешь и не помешаешь ученикам Кеммлера.
Я застыл на границе света и темноты.
— Ты, конечно, можешь выбрать дорогу незапятнанной чистоты, если хочешь, — продолжал двойник. — Ты можешь отвернуться от этой силы ради принципа. Только учти: после твоей бесспорно благородной смерти все, кого ты перестанешь защищать, все, кто, возможно, приходил раньше к тебе на помощь, все, кто погибнет вследствие Темносияния — все те, чьи жизни ты мог бы спасти сейчас и в будущем, все они будут на твоей совести.
Я смотрел перед собой, в темноту. Потом закрыл глаза.
— Вне зависимости от того, откуда она пришла, Ласкиэль предлагает тебе силу знания. И если ты отвернешься от этой силы — силы, совладать с которой можешь только ты — значит, ты предашь свой долг защищать тех, кто недостаточно силен, чтобы делать это самостоятельно.
— Нет, — пробормотал я. — Это... это не входит в мои обязанности.
— Еще как входит, — произнес подсознательный я звонким как хрусталь голосом. — Ты просто трус.
Я резко повернулся к нему.
— Если ты намерен тупо идти на смерть, а не сделать все, что в твоих силах, чтобы помешать происходящему, значит, ты просто совершаешь самоубийство и пытаешься оправдать себя при этом. Так поступают только трусы. Это недостойно.
Я попытался придраться к его логике и не смог, конечно. Ну да, мой двойник мог казаться другим человеком, но на самом-то деле это было не так. Он был мной.
— Если я отворю сейчас эту дверь, — медленно произнес я, — как знать, смогу ли я закрыть ее обратно?
— Очень даже сможешь, — возразил мой двойник. — У меня нет ни малейшего намерения допускать ее к контролю за чем-либо. Так что это ты будешь определять режим.
— А что, если я не смогу запереть ее снова?
— С какой это стати не сможешь? Это твое сознание. Твоя воля. Твой выбор. Ты ведь веришь еще в свободу выбора, так ведь?
— Это опасно, — сказал я.
— Конечно, опасно. А теперь тебе нужно сделать выбор. |