|
– Даже глупец мог догадаться, зачем вы выпрыгнули в окно, и только глупец мог подозревать, что вы хотите сбежать. Я вел себя недостойно, господин Лесперон. Я повернулся к нему и, пока все стояли с разинутыми ртами, отвел его в сторону. – Господин капитан, – сказал я, – вас терзают угрызения совести из за тех арестов, которые вам приходится совершать, не правда ли? – Mordiou! – красноречиво согласился он. – И если вы случайно услышите разговор каких либо людей, и их слова выдадут в них мятежников, хотя вы никогда бы о них этого не подумали, ваш долг солдата, тем не менее, заставит вас задержать их, так? – Ну да. Боюсь, что так, – скривился он. – Но если вас заранее предупредят, что, находясь в определенном месте, вы услышите такие слова, какой путь вы изберете? – Побегу оттуда, как от чумы, сударь, – быстро ответил он. – Тогда, господин капитан, могу я еще раз воспользоваться вашим великодушием и попросить вас позволить мне отвести этих спорщиков в нашу комнату и оставить нас там на полчаса? Искренность была лучшим оружием в общении с Кастельру – искренность и его отвращение к тому, чем ему приходилось заниматься. Что касается Марсака и Лесперона, они оба жаждали получить мои разъяснения, и когда – с разрешения Кастельру – я пригласил их в свою комнату, они с радостью согласились. Поскольку господин де Лесперон не узнал меня, я решил не сообщать ему свое имя. У меня были все основания для этого. Как только они сели на стулья, я сразу же приступил к сути дела без всяких прелюдий. – Две недели назад, господа, – сказал я, – меня преследовал отряд драгунов, и я был вынужден переплыть через Гаронну. Я был ранен в плечо и падал от изнеможения, поэтому я постучал в ворота Лаведана и попросил укрытия. Это укрытие, господа, было мне предоставлено, а когда я назвался господином де Леспероном, ко мне отнеслись еще более радушно, потому что некий господин де Марсак, который является другом виконта де Лаведана и сторонником герцога Орлеанского, часто говорил о господине де Леспероне как о своем лучшем друге. Я не сомневаюсь, господа, что вы осудите меня за то, что я ввел виконта в заблуждение. Но у меня были на это причины, о которых, я надеюсь, вы не будете спрашивать, так как я вряд ли смогу ответить вам правду. – Но вас зовут Лесперон? – раздался возглас Лесперона. – Это не имеет значения, сударь. Лесперон я или нет, я признаю, что вел себя двулично по отношению к виконту и его семье, так как я, естественно, не тот Лесперон, которого изображал. Но поскольку я принял ваше имя, сударь, я также взял на себя ваши обязательства, и надеюсь, что вы будете милосердны и сможете простить меня. В качестве Рене де Лесперона из Лесперона в Гаскони я был арестован прошлой ночью в Лаведане, и, как вы смогли заметить, меня везут в Тулузу, чтобы предать суду по обвинению в государственной измене. Я не протестовал; в трудную минуту я не отказался от имени, которое помогло мне, когда это было нужно. Я отведал и горечи и радости, и, уверяю вас, господа, горечи было гораздо больше. – Но так не должно быть, – воскликнул Лесперон, вставая. – Я не знаю, как вы использовали мое имя, но у меня нет никаких оснований считать, что вы каким либо образом запятнали его, и поэтому… – Благодарю вас, сударь, но… – И поэтому я не могу позволить, чтобы вы отправились в Тулузу вместо меня. Где этот ваш офицер? Пожалуйста, позовите его, и мы все поставим на свои места. – Вы очень великодушны, – спокойно ответил я. |
