Если она узнает, что это вашей милости она ожидает, мне страшно подумать, что с вами будет, когда пройдет пять лет.
Глава XXII. МЫ ОСТАЕМСЯ
Мадемуазель держала в руке королевский приказ об изгнании ее отца. Она была бледна. Она поздоровалась со мной очень нерешительно. Я подошел к
ней. Роденар, которого я попросил подняться со мной, остался стоять у дверей.
Когда я приближался к Лаведану в этот день, меня мучил страшный стыд за сделку, которую я с ней заключил. Я много думал и понял, что она была
права, сказав, что, если в любви что то дают под принуждением, этого не стоит брать. И мой стыд и этот вывод привели меня к новому решению. Для
того чтобы ничто не смогло ослабить моего решения и чтобы при виде Роксаланы у меня не возникло желания отказаться от своих намерений, я решил,
что лучше провести нашу последнюю встречу при свидетелях. Для этого я и приказал Ганимеду следовать за мной в эту гостиную.
Она прочитала документ до самого конца, затем робко посмотрела на меня и перевела взгляд на Ганимеда, застывшего на своем посту у дверей.
– Это все, что вы смогли сделать, сударь? – наконец спросила она.
– Это самое лучшее, что я смог сделать, мадемуазель, – спокойно ответил я, – не хочу преувеличивать, но вопрос стоял ребром – либо это, либо
эшафот. Мадам, ваша мать, к сожалению, побывала у короля раньше меня и все испортила, признав, что ваш отец – изменник. Был момент, когда я был
доведен до отчаяния. Я счастлив тем не менее, что мне удалось уговорить короля проявить милосердие.
– И я не увижу своих родителей целых пять лет. – Она вздохнула, и ее печаль была очень трогательна.
– Совсем необязательно. Хотя они не могут приехать во Францию, вы всегда можете поехать и навестить их в Испании.
– Правда, – задумчиво произнесла она, – это будет здорово, да?
– Очень здорово, особенно при таких обстоятельствах.
Она снова вздохнула, и на какое то время наступило молчание.
– Может быть, вы присядете, сударь? – сказала она наконец. Она была очень сдержанна сегодня, очень сдержанна и странно подавлена.
– Вряд ли в этом есть необходимость, – тихо ответил я. Она посмотрела на меня, и в ее глазах содержалась сотня вопросов. – Вы удовлетворены
моими действиями, мадемуазель? – спросил я.
– Да, я удовлетворена, сударь.
«Это конец», – сказал я себе и невольно тоже вздохнул. Но продолжал стоять.
– Вы удовлетворены, что я… что я выполнил свое обещание?
Она снова опустила глаза и сделала шаг по направлению к окну.
– Да, конечно. Вы обещали спасти моего отца от плахи. Вы сделали это, и я не сомневаюсь, что вы сделали все возможное, чтобы сократить срок его
ссылки. Да, сударь, вы выполнили свое обещание.
О хо хо! Решение, которое я принял, шептало мне на ухо, что все уже сказано, и мне осталось только удалиться. Но я мог бы принять сотни таких
решений, и все равно не мог уйти просто так. По крайней мере, одно доброе слово, один теплый взгляд могли бы утешить меня. Я коротко расскажу ей
о своем решении, и она увидит, что во мне осталось еще что то хорошее, какое то благородство, и, когда я уйду, она не будет плохо думать обо
мне.
– Ганимед, – сказал я.
– Монсеньор?
– Прикажи седлать лошадей.
Услышав эти слова, она повернулась, ее глаза были широко раскрыты от удивления, и она смотрела то на меня, то на Роденара с немым вопросом в
глазах. Но он поклонился и ушел выполнять мое приказание. Мы слышали, как он прошел через зал, звеня шпорами, и вышел во двор. Мы услышали его
хриплый голос, отдающий команду, звяканье сбруи, раздался топот копыт, то есть началась обычная суматоха, сопровождающая приготовления в дорогу. |