|
– Если бы вы были моим единственным сыном, я не мог бы любить вас сильнее. Вы распущенный и развратный, и я не раз слышал о ваших скандалах, однако вы не такой, как все эти глупцы, и, по крайней мере, вы никогда не утомляли меня. А это уже что то. Я не хочу терять вас, Марсель, а если вы женитесь на этой розе из Лангедока, я потеряю вас – насколько я понимаю, она настолько нежный цветок, что может зачахнуть в затхлой атмосфере двора. Этот человек, виконт де Лаведан, заслужил свою смерть. Почему бы мне не позволить ему умереть, ведь если он умрет, вы не женитесь? – Вы спрашиваете меня, почему, сир? – воскликнул я. – Потому, что вас называют Людовиком Справедливым, и потому, что ни один король на свете так не заслуживал этого звания. Он поморщился, сжал губы и бросил взгляд на Лафоса, который углубился в тайны своей книги. Затем он пододвинул к себе лист бумаги и взял перо в руки. Он сидел и вертел его в руках. – Потому что меня называют Справедливым, я должен направить правосудие по естественному ходу, – наконец ответил он. – Но, – возразил я с внезапной надеждой, – но естественный ход правосудия не может привести к палачу виконта де Лаведана. – Почему нет? – и он серьезно посмотрел мне в глаза. – Потому что он не принимал активного участия в восстании. Если он и был изменником, то изменял в душе, а пока человек не совершит реальное преступление, он не может быть наказан по всей строгости закона. Его жена не оставила и тени сомнений насчет его измены; но было бы несправедливо наказать его в той же степени, как вы наказываете тех, кто поднял против вас оружие, сир. – Ах! – задумчиво сказал он. – Ну? Что еще? – Разве этого не достаточно, сир? – воскликнул я. Мое сердце бешено колотилось, в голове стучало от важности этого момента. Он наклонил голову, обмакнул перо и начал писать. – Какое наказание вы бы определили ему? – спросил он, продолжая писать. – Давайте, Марсель, будьте справедливы ко мне и будьте справедливы к нему – потому что в зависимости от того, как вы отнесетесь к нему, так же и я отнесусь к вам. Я почувствовал, что бледнею от волнения. – Может быть, ссылка, сир, – так обычно поступают в случаях, если измена не столь ужасна, чтобы наказывать за нее смертной казнью. – Да! – он сосредоточенно писал. – Ссылка на какой срок, Марсель? На всю его жизнь? – Нет, сир. Это слишком долго. – Тогда на всю мою жизнь? – Это тоже слишком долго. Он поднял глаза и улыбнулся. – А! Вы становитесь пророком? Хорошо, на какой срок тогда? Ну же, говорите. – Я думаю, на пять лет… – Пусть будет пять лет. Не говорите больше ничего. Он еще какое то время писал; потом взял песочницу и посыпал документ. – Tiens!note 82 – воскликнул он и протянул мне его. – Это мой приказ об освобождении господина виконта Леона де Лаведана. Он должен отправиться в ссылку сроком на пять лет, но его имения не будут конфискованы, и, когда он вернется после истечения срока его ссылки, он может пользоваться ими – мы надеемся, с большей преданностью, чем раньше. Пусть они немедленно выполнят мой приказ, и проследите, чтобы виконт сегодня же под конвоем отправился в Испанию. Это будет также вашей гарантией для мадемуазель де Лаведан и доказательством того, что вы успешно выполнили свою миссию. – Сир! – вскричал я. От благодарности я не мог вымолвить ни слова. Я опустился перед ним на колено и поднес его руку к своим губам. – Ну, ну, – сказал он отеческим тоном. |
