Изменить размер шрифта - +

Я сказал ему, что нам известно, что он совершил этот поступок по наущению Сент Эсташа, следовательно, вся вина падала на шевалье, и наказать

нужно только его. Но прежде он должен подтвердить наши показания – мои и Роденара. Если он поедет в Тулузу и сделает это – честно расскажет, как

ему приказали совершить это убийство, – Сент Эсташ, который был настоящим преступником, один понесет наказание. Если он не сделает этого, что ж,

он сам знает, какие его ждут последствия – виселица. Но в любом случае он утром едет в Тулузу.
Само собой разумеется, он был благоразумен. Я не сомневался в его решении; закон не давал никаких поблажек наемным убийцам, а люди его профессии

никогда не рискуют напрасно.
Только мы решили этот вопрос с выгодой для обеих сторон, как дверь распахнулась вновь, и его сообщник, очевидно обеспокоенный его долгим

отсутствием, пришел посмотреть, что случилось, почему ему понадобилось так много времени для того, чтобы перерезать горло двум спящим мужчинам.
Увидев нашу милую беседу и, очевидно, решив, что в данных обстоятельствах его вторжение выглядит как то неуместно, этот воспитанный господин

вскрикнул – мне хочется думать, он таким образом извинился за то, что помешал нам, – и шагнул назад с неприличной поспешностью.
Но Жиль схватил его за загривок и втащил в комнату. Быстрее, чем я рассказываю об этом, он очутился рядом со своим коллегой. Мы спросили его, не

желает ли он поступить так же, как и его товарищ. Довольный тем, что мы не собираемся причинить ему зла, он поклялся всеми святыми, которые

только есть на свете, что выполнит нашу волю, что он неохотно принял предложение шевалье, что никакой он не убийца, а бедный человек, которому

нужно содержать жену и детей.
Вот так шевалье де Сент Эсташ затеял убить меня и сам угодил в свою же ловушку. Теперь, когда у меня были два свидетеля и Роденар, который под

присягой расскажет, как Сент Эсташ подкупил их для того, чтобы они перерезали мне горло, я мог смело отправляться к его величеству. Теперь я был

полностью уверен, что обвинениям шевалье, против кого бы то ни было, никто не поверит, а сам он отправится на плаху, ведь он этого так

заслуживает.

Глава XXI ЛЮДОВИК СПРАВЕДЛИВЫЙ

– Мне, – сказал король, – эти доказательства не нужны. Достаточно вашего слова, мой дорогой Марсель. Однако суду они, возможно, пригодятся;

более того, они являются подтверждением измены, в которой вы обвиняете господина де Сент Эсташа.
Мы стояли – по крайней мере, стояли мы с Лафосом, а Людовик XIII сидел – в комнате во дворце в Тулузе, где мне была оказана честь предстать

перед его величеством. Лафос тоже находился там, потому что, похоже, король неожиданно полюбил его и не мог без него обходиться с тех пор, как

приехал в Тулузу.
Его величество был, как обычно, вял и скучен. Его не волновал даже предстоящий процесс над Монморанси, хотя именно ради этого он приехал на юг.

И даже общество этого пошлого, безмозглого, но неизменно веселого Лафоса с его бесконечной мифологией не могло развеселить его.
– Я прослежу, – сказал Людовик, – чтобы ваш друг шевалье был немедленно арестован. За попытку убить вас, а также за непостоянство его

политических убеждений закон сурово накажет его. – Он вздохнул. – Мне всегда тяжело применять крайние меры к людям его сорта. Лишить дурака

головы мне кажется слишком добрым делом.
Я склонил голову и улыбнулся его шутке. Людовик Справедливый редко позволял себе шутить, но, если он делал это, его юмор был так же похож на

юмор, как вода похожа на вино.
Быстрый переход