|
– Вы видите, мой дорогой Кастельру, что теперь вы – моя последняя надежда, – сказал я. – Но очень слабая, мой бедный господин! – простонал он. – Нет, это не так. Мой управляющий Роденар и около двадцати моих слуг должны быть где то между Лангедоком и Парижем. Прикажите искать их, и будем молить Бога, чтобы они еще были в Лангедоке и их нашли вовремя. – Это будет сделано, сударь, обещаю вам, – торжественно ответил он. – Но я умоляю вас не слишком надеяться на это. Шательро имеет все полномочия действовать безотлагательно, и можете быть уверены, он не будет терять времени после того, что произошло. – Тем не менее у нас есть два или три дня, а за это время вы должны сделать все возможное, мой друг. – Можете рассчитывать на меня, – пообещал он. – А пока, Кастельру, – сказал я, – не говорите никому ни слова об этом. Он обещал мне это, и вскоре впереди показались огни, возвещавшие об окончании нашего путешествия. Эту ночь я провел в темной и сырой тюремной камере в Тулузе без всякой надежды на то, что кто нибудь составит мне компанию в эту тяжелую, бессонную ночь. Мою душу заполняла тупая ярость, когда я думал о своем положении, поскольку я и без Кастельру знал, насколько мала надежда на то, что он сможет вовремя найти Роденара и моих слуг и спасти меня. Единственным утешением были, пожалуй, мысли о Роксалане. Во мраке моей камеры мне виделось ее нежное девичье лицо. Мне представлялось, что на нем лежала печать сожаления и скорби обо мне и о том, что она сделала. Я был уверен в том, что она любит меня, и поклялся, если я останусь жив, все равно завоевать ее, несмотря на все преграды, которые сам себе возвел. Глава XII ТРИБУНАЛ В ТУЛУЗЕ Я надеялся, что пробуду в тюрьме несколько дней, прежде чем предстану перед судом, и что за это время Кастельру, может быть, удастся отыскать кого нибудь, кто сможет опознать меня. Поэтому можете представить себе мой ужас, когда на следующее утро меня вызвали в суд и я предстал перед судьями. Из тюрьмы в здание суда меня вели в кандалах, как какого нибудь вора, закон требовал, чтобы этому оскорблению подвергались все обвиняемые в тех преступлениях, которые были приписаны мне. Расстояние было коротким, но мне показалось оно слишком длинным, и это неудивительно. Когда я проходил, люди выстраивались в ряд и осыпали меня градом оскорбительных насмешек, поскольку Тулуза была преданным своему королю городом. Недалеко от здания суда, в толпе я вдруг увидел лицо, при виде которого застыл от изумления. И сразу же получил удар в спину толстым концом пики одного из моих охранников. – Ну что у вас там случилось? – раздраженно спросил он. – Вперед, monsieur le traitre!note 47 Я пошел дальше, не обратив внимания на его грубость, я продолжал смотреть на это лицо – белое, жалобное лицо Роксаланы. Я улыбнулся, пытаясь одобрить и утешить ее, но моя улыбка еще больше усилила тот ужас, который был написан на ее лице. Затем она исчезла из виду, и мне осталось только догадываться о причинах, побудивших ее вернуться в Тулузу. Может быть, сообщение, которое ей должен был передать вчера Марсак, заставило ее приехать сюда, чтобы быть рядом со мной в последние минуты моей жизни; а может быть, для ее возвращения были более веские основания? Может быть, она надеялась исправить зло, которое она причинила? Увы, бедное дитя! Если у нее и были такие надежды, боюсь, что они окажутся тщетными. Я бы очень кратко описал этот суд, если бы мой рассказ не требовал большего. Даже сейчас, когда прошло много лет, у меня перехватывает горло при воспоминании, в какую пародию эти господа от имени короля превратили правосудие. |
