– Нет, – непреклонно ответил Фелан.

   – Ладно, а деньги у тебя есть?

   Фелан не отвечал. Он отодвинулся от отца, перекинул ноги через гребень рухнувшей стены, склонился вперед и нахохлился, как сидевшие вдоль берега чайки. Сероглазый, светловолосый, он и с виду напоминал одну из них. Подобно им, он устремил взгляд на воду в ожидании ряби, знака, указания пути. Вода говорила, негромко журчала, пенилась среди никчемного мусора, что вынесла на берег и разложила в грязи, будто бесценные сокровища. Пробуждавшийся бриз всколыхнул камыши. Вскоре он развеет туман, сотрет границы этого крохотного потаенного островка безвременья… Под его дуновением сквозь серую пелену уже отчетливо, явственно проступали очертания ближайшего изстоячих камней – тупого сливочно-желтого зуба в три человеческих роста высотой.

   Фелан забормотал, почти не слыша собственного голоса:

   – Я вижу приливы и вижу отливы. Меня знают птицы. Пришел я сюда с севера, из земли Но. Ищи меня у кромки моря. Я тут и там с тех времен, как положено слову начало. Кто я?

   Отец фыркнул сквозь стиснутые зубы – возможно, сплюнув прилипшую к губе чешуйку, возможно, отпустив нечленораздельное замечание.

   – Отвечай, – коротко сказал он.

   Фелан беззвучно рассмеялся в непроницаемое лицо раннего утра.

   – Сам отвечай, – негромко выдохнул он. – Скажи, кто ты. Скажи, как мне понять, зачем ты здесь – зачем сидишь в грязи и мусоре у берега реки на рассвете, среди безлюдных развалин?

   Он подождал – без особых, впрочем, надежд. Туман ветшал, нити его редели, открывая взгляду проблески света, плывущую брюхом вверх дохлую рыбу, плоский бок еще одного стоячего камня, когда-то, в минувшие столетия, сошедшего с места и двинувшегося через реку. Вскоре утренний бриз развеял все надежды получить ответ. Фелан поднялсяна ноги.

   – Мне пора.

   Иона вновь поднял на него взгляд. Глаза отца сузились, сверкнули от внезапной перемены освещения.

   – А ведь мне это не понравится, не так ли? То, для чего я нужен ей дома?

   – С этим вполне можно примириться, – устало сказал Фелан. – Зато примешь ванну, наполнишь карманы…

   – А ты так и не скажешь?

   – Ты же знаешь: не скажу.

   – Одолжи мне…

   – Нет.

   Иона вновь улегся на спину и мелодичным, приятным голосом затянул, будто литанию:

   – Упрямый, свиномордый, строптивый, жестокосердный, безжалостный, беспощадный…

   – Знаю, знаю, – Фелан встал и спрыгнул вниз. – В жизни не сомневался, что я – твой сын. Ладно, там увидимся.

   – Где? – спросила куча камней.

   Повернувшись к ней спиной, Фелан пересек заросшую сорной травой дорогу и едва не свалился в последнее прозрение отца.

   «Из-за этой отцовской мании в городе скоро шагу некуда будет ступить», – мрачно подумал Фелан, едва удержав равновесие на краю ямы. Бросив взгляд вниз, в полумрак, он развернулся и двинулся по пустоши к мосту через Стирл.

   На полпути через реку он выступил из промозглой мути тумана, серой воды и камня на простор изумительно яркого света.

   Длинный открытый паромобиль, кативший навстречу, крякнул на Фелана клаксоном и выпустил в воздух струю пара. Увидев за рулем принцессу, Фелан помахал ей, но машина тут же исчезла в полосах тумана позади, увозя бригаду археологов к месту загадочного отцовского проекта.