Сердце Аликс ушло в пятки. Она едва не задохнулась от переполнявших ее чувств.

— Ты хорошо выглядишь, — сказала она как можно спокойнее.

Он наклонился, взял Кэтрин на руки, и Аликс ревниво отметила, как дочь прильнула к отцу.

— Я хотела, чтобы ты познакомился со своей дочерью, — прошептала она.

— Зачем? — спросил он, и, услышав его голос, этот низкий звучный голос, она едва не заплакала. Но плакать Аликс не собиралась.

— Зачем? — прошептала она. — Ты ни разу не видел дочь и еще спрашиваешь, зачем я послала ее к тебе?

Его спокойный, низкий голос зазвучал снова:

— Зачем ты послала ее к человеку, который бросил тебя и который предоставил тебе в одиночестве устраивать его дела?

Аликс раскрыла глаза. А Рейн погладил локоны своей дочери.

— Она красивый ребенок, добрый и такой же великодушный, как ее мать.

— Но я не… — начала было Аликс и осеклась, потому что Рейн направился к ней. Однако он миновал ее, открыл дверь и передал Кэтрин няне.

— Мы можем поговорить? Аликс молча кивнула.

Рейн подошел к очагу и с минуту смотрел на ярко горящее пламя.

— Мне казалось, я способен убить тебя, когда ты отправилась к королю, — сказал он, волнуясь. — Это было все равно, как если бы ты объявила на весь мир, что Рейн Монтгомери не может сам за себя постоять.

— Но я никак не хотела…

Он поднял руку, чтобы заставить ее молчать.

— Нелегко мне говорить, но это должно быть сказано. Когда мы жили в лесу, нетрудно было понять, почему люди невзлюбили тебя. Ты чересчур заносчиво себя держала, и они тебя не признавали в той же мере. Но когда ты поняла, что ведешь себя нехорошо, ты стала это преодолевать в себе. И ты переменилась, Аликс.

Он долго молчал.

— Но судить себя не так легко и приятно…

Он стоял, повернувшись к ней широкой спиной, склонив голову, и ее сердце рванулось к нему.

— Рейн, — прошептала она. — Я все понимаю. Ничего не надо больше говорить.

— Но я должен. — И он повернулся к Аликс. — Ты думаешь, это легко для меня — для мужчины — понять, что такое маленькое существо, полуребенок-полуженщина, способно сделать невозможное для меня?

— А что такое я сделала? — искренно удивилась она.

При этих словах он улыбнулся, а в его взгляде она прочла нежность.

— Представь себе, я считал, что могу действовать, как мне заблагорассудится. Например, пожертвовать всем своим достоянием ради грязных нищих. Может быть, мне даже нравилось быть королем преступников.

— Рейн! — И она коснулась его рукава. А он схватил ее за руку и прижал кончики пальцев к губам.

— Зачем ты поехала к королю Генриху?

— Чтобы испросить для тебя прощение. Чтобы убедить его дать разрешение на брак Элизабет и Майлса.

— Это уязвило мою гордость, Аликс, — прошептал он. — Я-то мечтал явиться к королю, сверкая серебряными доспехами, и говорить с ним на равных. — На щеке у него появилась ямочка. — А вместо этого к нему явилась моя жена и умоляла его пощадить мужа. И это очень больно.

— Но я не хотела… О, Рейн, да я бы любого умоляла, только бы спасти тебя от смерти.

Он, казалось, не замечал, что его рука вот-вот раздавит ее пальцы.

— Меня изуродовала гордыня. И я хочу… просить у тебя прощения.

Аликс же захотелось крикнуть, что она все-все прощает, по время для скоропалительных обещаний прошло.

— Думаю, нет, я уверена, что в будущем я еще не раз уязвлю твою гордость.

— Я тоже в этом уверен.

Она немножко вздернула подбородок:

— И как же ты поступишь, когда я это сделаю опять?

— Накричу на тебя.