— Я принес всего понемногу, не зная твоих вкусов. Элизабет не удосужилась даже ответить.

— Тебе нравится платье? — Майлс внимательно смотрел на девушку, но Элизабет отвернулась.

Платье было дорогое, отделанное вышивкой из золотых нитей. Многие женщины были бы в восторге от него, но Элизабет, казалось, совсем не заметила, из какого материала сшито платье: из шелка или трубой неотбеленной домотканной холстины.

— Еда остывает. Присаживайся за стол рядом со мной и поешь.

Элизабет посмотрела на Майлса:

— Не имею ни малейшего желания прикасаться к чему-либо за этим столом.

Майлс хотел было вспылить, но сдержался.

— Когда изрядно проголодаешься, еда будет ждать на столе.

Присев на кровать, Элизабет вытянула перед собой ноги, скрестила на груди руки и сосредоточила взгляд на высоком, искусно сделанном подсвечнике, стоявшем перед ней. Завтра она найдет способ выбраться отсюда.

Не обращая внимания на жующего Майлса и запахи пищи, Элизабет прилегла на кровать и заставила себя расслабиться, чтобы к утру собраться с силами. Тяжкие испытания дня измотали ее до предела, и она моментально заснула.

Проснувшись среди ночи от ощущения опасности, Элизабет спросонья не сразу поняла, что случилось. Спустя несколько минут сознание ее прояснилось, и Элизабет в недоумении уставилась на Майлса, спящего в другом углу палатки.

Еще ребенком, живя в доме, наполненном страхом и ужасами, она научилась ходить бесшумно. Стараясь не шуршать платьем, Элизабет тихо, на цыпочках, прокралась в дальнюю часть палатки. Она не сомневалась, что кругом стража, но почему-то верила, что позади палатки стражники не столь бдительны.

Ей потребовалось немного времени, чтобы приподнять край палатки и выбраться наружу. Элизабет сжалась в комок и осторожно, дюйм за дюймом, начала отползать от палатки. Мимо нее прошел часовой, но она прижалась к какому-то кусту и почти слилась с ним. Как только стражник отвернулся, Элизабет бросилась в сторону леса.

Ей удалось ускользнуть незаметно лишь благодаря многолетним тренировкам: еще в детских играх она научилась водить за нос брата Эдмунда и его друзей. Роджер всегда ворчал на нее, говоря, что из нее выйдет хороший лазутчик.

Добравшись до кромки леса, Элизабет сделала глубокий вдох и усилием воли успокоила бешено колотящееся сердце. Она знала, что представляет собой ночной лес, и поэтому спокойно отправилась в путь, шагая легко и быстро. Оставалось только удивляться, как бесшумно она могла двигаться.

К тому времени когда взошло солнце, Элизабет находилась в пути уже два часа, и постепенно темп ее движения стал замедляться. Она не ела более суток, поэтому силы покидали ее. С трудом передвигая ноги, она цеплялась одеждой за кустарник, ветви деревьев рвали волосы на голове.

Спустя час она начала дрожать. Присев на упавшее дерево, Элизабет попыталась взять себя в руки. Вероятно, это объяснялось тем, что ей просто не хватало сил из-за голода и тяжелых испытаний предыдущего дня, измотавших ее до предела. Подумав об отдыхе, она тут же закрыла глаза и поняла, что не сможет продолжить путь, если не поспит.

В изнеможении Элизабет опустилась на землю рядом с деревом, не обращая внимания на копошившихся на стволе мелких насекомых: ей уже не раз приходилось ночевать в лесу. Перевернувшись на спину, Элизабет предприняла попытку зарыться в опавшую листву, но моментально провалилась в глубокий сон.

Проснулась она от сильного толчка в бок. Высокий, хорошо сложенный бродяга с выбитым передним зубом ухмылялся, склонившись над ней. За ним стояли два других, таких же грязных и дурно пахнущих.

— Говорил же тебе, что жива, — произнес первый, схватив Элизабет за руку и резким движением поставив ее на ноги.

— Хорошенькая, — произнес другой, положив руку на плечо девушки.

Элизабет рванулась в сторону, под рукой бродяги платье порвалось, обнажив плечо девушки.