— Да. Галлифе в Париже, Дидкотт в Нью-Йорке…

Мэннеринг быстро соображал: Галлифе, скупщик с такой же репутацией, что и Леверсон, он честный человек, Дидкотт, богатейший американский коллекционер… Они не могли украсть Звезды…

— А третий?

— Третий живет в Лондоне, он очень не понравился отцу. Отец его выгнал. Зовут этого человека Гарстон.

Вот уж чего Мэннеринг никак не ожидал!

— Почему у вас такой ошарашенный вид? — спросила Мари-Франсуаза. — Меня просто бесит, что у всех мужчин, которых я вижу в последнее время, совершенно обалделые физиономии.

— Вероятно, это от того, что вы на них смотрите, — улыбнулся Джон. — Значит, ваш отец знал Гарстона… А вы уверены, что он не продал ему Звезды?

— Абсолютно. Повидав этого господина, отец заявил, что не хочет отдавать бриллианты Марии Антуанетты в руки какого-то выскочки и предпочитает продать их вам, пусть даже гораздо дешевле…

— Понимаю, — сказал Джон, хотя на самом деле понимал все меньше и меньше.

До сих пор он смутно надеялся, что Звезды похитил какой-нибудь отвергнутый ла Рош-Касселем покупатель. Но Гарстон накануне вечером признался Бид о, что у него была лишь одна Звезда… Оставалось только единственное правдоподобное предположение: кто-то в окружении Грюн-фельда ведет двойную игру и, воспользовавшись убийством ла Рош-Касселя, поручил Гарстону продать один бриллиант. Но, надо полагать, мало кто из подручных Грюнфельда посвящен в планы главаря. Конечно, Минкс, Лаба и еще, быть может, Арамбур…

Мари-Франсуаза, сидя перед зеркалом, пыталась уничтожить следы слез. Одним взмахом гребня они привела в порядок белокурые кудряшки. Клайтон, с блаженной улыбкой стоящий возле трельяжа, рассеянно поигрывал кистью большой красной сумки. Девушка нетерпеливо стукнула его по пальцам.

— До чего же вы действуете мне на нервы!

Джон счел нужным вмешаться.

— Теперь остается выяснить, как мы с вами поступим, Мари-Франсуаза… Самым разумным решением было бы пойти в полицию… но мудрость и вы…

— Я не пойду в полицию! Не хочу рассказывать о поступке своего отца, — ответила, краснея, девушка.

И Мэннеринг не усомнился в ее искренности.

— В любом случае здесь вам оставаться нельзя.

— Почему?

— Потому что я против, вот и все.

Мари-Франсуаза смерила его недобрым взглядом, но, смирившись, промолчала.

— Я отправлю вас к одной очаровательной женщине. Вы составите ей компанию. Готов биться об заклад, что вы прекрасно играете в теннис.

— Да, в самом деле очень хорошо, — без ложной скромности ответила Мари-Франсуаза.

— Что ж, значит, решено: поедете к мисс Фаунтли. Вы ее уже видели…

— Молодая женщина в белом? Она мне очень понравилась. И прекрасно одевается для англичанки. Ведь ее платье — модель от Баленсьяга, правда?

— Об этом, моя дорогая, вы сами спросите мисс Фаунтли.

— Но она же в Лондоне! Я не хочу туда возвращаться!

— До чего же вы быстро закипаете! Ее нет в Лондоне. Я ее отправил на травку, в родительский замок, этакий очаровательный домишко комнат на тридцать… Вы никому не помешаете и сможете всласть поболтать с Лорной о тряпках. Она страстно интересуется этим вопросом, хотя ни за что не признается в таком грехе.

— Я отвезу вас, — сказал Клайтон.

— Нет, вы повезете меня в Лондон. А Мари-Франсуаза поедет с двумя очаровательными молодыми людьми, которые ожидают ее внизу.

— Что? — покрасневший и раздосадованный Клайтон больше, чем когда бы то ни было, напоминал задиристого петушка.