Он ступает на голый каменный пол коридора и прикрывает за собой тяжелую дверь.
– Мать была недовольна.
– На этот то раз чем? – понимая, что сестра ни при чем, Креслин пытается подавить досаду. – Снова вспомнила о моей привычке проводить время в одиночестве? Или...
– Нет. Если тебе охота сидеть одному, ее это не волнует. Обычный мужской каприз.
– Ага, значит, дело в верховой езде.
Ллиз ухмыляется и качает головой.
– Ладно, не томи. Что не по ней?
– Твоя стрижка. Она находит ее слишком короткой.
Креслин издает стон:
– Ей не нравится, чему я учусь, не нравится, как я одеваюсь, а теперь еще и...
С верхней площадки винтовой лестницы, сложенной из столь прочных гранитных блоков, что они способны выдержать вес всего воинства маршала, они начинают спускаться к большому залу.
– И она права, – прерывает брата Ллиз. На сей раз ее голос звучит сурово, отчасти уподобляясь голосу матери. – Креслин, тебе необходимо усвоить манеры, приличествующие консорту. Побренчать на гитаре ты, так и быть, можешь, но уж скакать верхом тебе совсем не пристало. Я тоже недовольна.
Креслин непроизвольно ежится, задетый не сутью сказанного, а приказным тоном сестры.
– Она вечно недовольна. Ей не нравилось, когда я сбежал на зимние полевые учения младших стражей. А что дурного: мне удалось справиться с испытаниями лучше большинства из них. И мать сама разрешила мне участвовать в дальнейших поединках.
– Это не совсем то, что рассказала ей Эмрис.
– Эмрис не станет ее сердить, даже если обрушится Крыша Мира.
Шагая вниз по ступеням, они негромко смеются.
– Как твои упражнения на мечах с Хелдрой? – спрашивает Ллиз уже у подножия лестницы.
– Мне основательно достается. Она не щадит ни мою гордость, ни мое тело.
Ллиз тихонько присвистывает:
– Должно быть, ты делаешь успехи. Так говорят все старшие стражи.
Креслин качает головой:
– Успехи, пожалуй, есть, но не особые.
По сторонам арки, ведущей в пиршественный зал, застыли две воительницы. Креслин кивает стоящей слева, но та даже не моргает в ответ.
– Креслин! – укоряет брата Ллиз. – Это нечестно. Фиера на часах.
Креслин и без нее знает, что поступил неправильно. Он отмалчивается и устремляет взгляд в глубь трапезной. За столом на возвышении нет никого, кроме Эмрис, чего нельзя сказать о столах, расставленных прямо на гранитных плитах пола. За ними уже расселись многие обитатели замка, стражи и их консорты. Дети с попечителями усажены позади всех, возле входа, из которого появляются Креслин и Ллиз.
Креслин напрягается, зная: чтобы достигнуть помоста, ему придется пройти мимо передних столов, где полно стражей, не имеющих консортов.
– С ума сойти, какие мы сегодня мрачные, – подкалывает его Ллиз.
– Будешь тут мрачным, когда на тебя таращатся как на племенного жеребца, – цедит сквозь зубы Креслин.
– Чем дуться, лучше бы получал удовольствие, – невозмутимо откликается она. – Во первых, этого все едино не избежать, а во вторых, что плохого в искреннем восхищении?
Креслин, однако, предпочел бы добиться восхищения стражей по иному поводу. Недаром, он настоял на том, чтобы его обучали искусству биться на клинках, и тайком осваивал езду на боевых пони. Правда, ему не удавалось уделять этому столько времени, сколько хотелось бы, поскольку маршал заставляла его изучать каллиграфию и логику, так что по части верховой езды ему было далеко до большинства натренированных воительниц. Но в отношении клинков дело обстояло иначе. И это при том, что в бою стражи Западного Оплота не знали себе равных, благодаря чему его мать правила Крышей Мира и контролировала торговые пути, соединяющие восток и запад Кандара. |