В такие минуты человек хватается за высокие слова.
– Бент, – она запнулась. Ее глаза перестали улыбаться.
– Я не хочу закончить свою жизнь низким эгоистическим поступком, – сказал губернатор. Неожиданно он улыбнулся. – Собственно, и это тоже эгоизм, признаю. Не могу избавиться от своего позерства.
Он подошел к ней и протянул руку:
– Идемте!
Они вышли из канцелярии, держась за руки. В зале на этот раз все словно вымерло. Из приемника по-прежнему лилась музыка, но никто ее не слушал.
Губернатор сказал генеральному секретарю:
– Номер сорок девять пропустил свою очередь, Вальтер. Вот она.
Кэрри Уайкофф, увидев это, раскрыл было рот, но тут же молча закрыл его.
В зале было тихо.
Генеральный секретарь улыбнулся Хоуарду:
- Значит, я ошибся, – заметил он. – До меня их еще восемь.
Бет воскликнула: – Бент!
– С Богом, милая! – Губернатор заколебался, но все же улыбнулся: – И поймайте за меня отличную форель!
Отвернувшись, он быстрым шагом вернулся в опустевшую канцелярию.
– Шестьдесят один, – раздавался голос шефа пожарной охраны.
– Шестьдесят два!
Кэрри Уайкофф рванулся вперед. Сенатор загородил ему путь.
– У меня номер шестьдесят пять, – выдавил Кэрри и протянул руку с листком бумаги.
Сенатор мельком взглянул на нее, потом кивнул и шагнул в сторону:
- Точно.
Гигантская конструкция раскалялась все сильнее. Огонь поднимался все выше и выше, разгоняя вечерние тени.
На площади стало темно, и там включили прожектора. Фигуры, двигавшиеся в их лучах, бросали на стоявшее в дыму здание фантастические уродливые тени.
Толпа за полицейскими барьерами вела себя спокойно, никто не шумел и не кричал.
Постовой Шэннон сказал:
– Мне кажется, это похуже, чем в аду, Фрэнк.
– Ну да, – голос Фрэнка Барнса звучал спокойно и серьезно. – Не видно только несчастных грешных душ.
Высоко над ними, все еще в лучах заходящего солнца, снова вынырнул спасательный пояс и двинулся в свой бесконечный спуск на крышу Торгового центра.
– Ты думаешь, им удастся спасти всех? – спросил Шэннон.
Барнс развел руками:
– Даже если получится – этот ужасный день никто никогда не забудет. – Он помолчал и добавил: – Никто из нас.
– Семьдесят шесть! – объявил шеф пожарной охраны. Он уже охрип от дыма и усталости. Закашлявшись, он никак не мог остановиться, разрывая грудь глубоким давящим кашлем.
Сенатор отвернулся от окон. Ему стало тяжело дышать. Он окинул взглядом зал.
На противоположной стороне у противопожарных дверей белела скатерть, прикрывавшая останки Гровера Фрэзи. В кресле возле них сидел кто-то, обвисший как мешок, запрокинув голову с открытым ртом. Сенатор не знал, кто это, но как ему показалось, человек уже не дышал.
Бен Колдуэлл лежал на полу посреди комнаты, там, где упал. Его тело скорчилось в позе эмбриона. Он не двигался.
Официант, сидевший на полу, протянул сенатору бутылку. По его лицу блуждала безумная улыбка.
– Большое спасибо, – ответил сенатор. – Но я пока подожду. – Голос его звучал глухо и тяжело. Он с трудом выпрямился и направился в канцелярию.
Губернатор сидел в кресле у стола. Подняв на него взгляд, он улыбнулся и закашлялся. Когда приступ кашля прошел, сказал:
– Садитесь, Джек. О чем будем беседовать?
Оливер с Кронски извлекли мужчину из спасательного пояса.
– Поддержите его, – сказал сержант и добавил громче: – Дайте ему кислород!
Он махнул рукой в сторону Башни, и спасательный пояс медленно тронулся в обратный путь. |