Почему-то Кристофу я говорила правду, не стеснялась признаться, излить душу. И он, кажется, отвечал мне взаимностью: не слышала в голосе фальши и приторности, как во время прошлого откровенного разговора.

В итоге я заснула на краешке кровати. Говорила себе, прилягу только на минуточку — и нагло захрапела.

Не знаю, сама ли перебралась или Кристоф перетащил, чтобы не скатилась на пол, но проснулась уже вечером, отдавив руку интенданту. А он терпел, не шевелился, хотя и не спал.

На столе стояло лекарство — значит, заходил целитель.

Покраснев, вскочила. Представляю, что обо мне подумали! Кое-как пригладила волосы и нашарила туфли.

— Волнуетесь за свою репутацию? — рассмеялся Кристоф. Судя по голосу, ему немного полегчало. — Напрасно, я такими вещами не занимаюсь.

— Да я не о вас подумала, что вы, о лекаре.

— Так это не местный, — успокоил интендант. — Он нас обоих знает и в Верешене не живёт. Авалон таки вызвал Золтона, того самого, который вас после Гнилой гати на ноги ставил. Славный малый, хорошо поболтали, пока вы спали. Сейчас, наверное, он у Иствана: нашему некроманту больше всех досталось.

— А магистр Андор?..

— Он ко мне от него пришёл, в порядке очереди, так сказать. Заодно руку глянул. Берток не докрутил, ошибся в стабилизаторе, поэтому Истван, как оклемается, исправит. Словом, всё хорошо, Рената, идите, а то матушка ваша полгорода криками переполошила. Сюда не заходила, Авалона донимала. Ругались так, что боялся за стёкла.

Бегло осмотрела себя в наполовину занавешенном курткой зеркале, таком же старом, как у меня, но меньшего размера, и вздохнула: мама догадается, что пила. Лицо одутловатое, помятое, волосы в разные стороны, глаза до сих пор красные, под ними — синюшные 'мешки'. И голова болит. Плохо-то как!

— В 'Три рыбы' забегите, хозяин бесплатно пива нальёт. Если заартачится, меня помяните, — Кристоф сразу понял, в чём проблема, и предложил решение.

— Спасибо вам и извините за всё.

— Вам было плохо, — пожал плечами интендант, — а это тоже лекарство. Не ищите его сегодня и на кладбище не ходите. Одна точно. Лич вернулся и может по ночам хозяйничать.

Обещала и поспешила вниз.

Приоткрыла дверь и, убедившись, что никто не видит, опрометью бросилась к 'Трём рыбам'. Об Эрно старалась не думать. С похмельем это давалось легко: любая мысль вызывала приступ мигрени. Даже хорошо, что напилась, а то бы повесилась. Кристоф верно поступил, наверняка же знал, захмелею. Хороший он человек и вовсе не так прост, как кажется. Жестоко с ним жизнь обошлась, несправедливо.

И жаль, покойников нельзя сжигать: душа не переродится, если бывшее тело не предъявить, а по истечении энного срока пойдёт в утиль, то есть обратится в бесформенную энергию. Жаль, потому что тогда бы некого было поднять личу, и Эрно бы жил со мной хотя бы в облике духа. Я ведь не тело любила — тонкую оболочку. И до сих пор люблю, даже сильнее, чем когда он парил рядом.

Пусть тебя не терзают бесы и демоны, милый, пусть боги подарят тебе новую счастливую жизнь.

В итоге пришла домой вся в слезах, отмахнулась от матери и, запершись, прорыдала остаток вечера. Заснула, не раздеваясь, и на голодный желудок: кусок в горло не лез. Родительнице потом соврала, будто это побочное действие лекарств и запоздалая реакция на события страшной ночи. Нельзя говорить ей правду, не поймёт.

Глава 34

На следующий день Эрно тоже не объявился. Устав от беспрерывного ожидания, решилась пойти к Авалону. Пусть уж он скажет правду, и у меня вовсе не останется надежды.

Вчерашнее поведение казалось постыдным. Такое может позволить себе школьница, но не аспирантка.