|
Несколько коротких секунд он запечатлевал в памяти мягкие очертания неподвижных женских фигур, зелень катальпы и зелень травы, густой красный цвет ленты на тулье шляпы, розовую стену вдалеке и шпалеры плодовых деревьев. Потом он повернулся и пошел обратно к входной двери: увиденное скорее позабавило его, чем смутило. Он снова вспомнил Бет: в какой восторг она бы сейчас пришла, найдя подтверждение легенде о старом фавне, предающемся порочным утехам! У косяка, на каменном полу, он увидел то, чего не заметил сразу: небольшой бронзовый колокол. Он поднял его, взмахнул и сам же испугался, потому что раздался оглушительный, как на школьном дворе, звон, сразу нарушивший солнечный мир и тишину дома. Однако и это не возымело действия: не слышно было ни шагов наверху, ни скрипа двери в противоположном конце холла. Дэвид продолжал ждать у порога. Прошло с полминуты, и вдруг в проеме двери со стороны сада появилась девушка (Дэвид не разобрал, которая из тех двух), уже одетая. В простой белой бумажной галабийе5, стройная, чуть ниже среднего роста, лет двадцати с небольшим; каштановые, с золотистым отливом волосы, правильные черты лица; невозмутимый взгляд довольно больших глаз и босые ноги. По всем признакам – англичанка. Дойдя до лестницы, шагах в двадцати от него, она остановилась. – Дэвид Уильямс? Он виновато развел руками. – Вы меня ждали? – Да, – ответила она, не двигаясь с места. – Извините, что проник сюда воровским способом. Там было заперто. Она покачала головой. – Надо было просто потянуть. Замок. Извините, что так получилось. – Однако вид у нее был совсем не виноватый. И не растерянный. – Генри спит. – Ради бога, не будите его. – Дэвид улыбнулся. – Я приехал немного раньше. Думал, найду вас не сразу. Она внимательно посмотрела на него, поняв, что он рассчитывает на ее расположение. – Он такой псих, когда ему не дают поспать днем. Дэвид усмехнулся: – Понимаете, я истолковал его письмо буквально: что меня здесь приютят на ночь… но если это не так… Она посмотрела мимо него на открытую дверь, потом снова на его лицо; в ее равнодушном взгляде мелькнуло нечто похожее на вопрос. – А ваша жена? Он объяснил ей, что у Сэнди ветрянка, в последнюю минуту резко поднялась температура. – Жена прилетит в Париж только в пятницу. Если дочке станет лучше. Там я ее и встречу. Снова испытующий взгляд. – Стало быть, показать вам комнату? – Если вас не затруднит… – Нисколько. Едва заметным жестом она предложила ему следовать за собой и повернулась лицом к лестнице – такая простая, белая, неожиданно скромная, точно служанка, совсем не похожая на ту девушку, которую он видел всего минуту назад. – Чудесная комната, – заметил он. Она взялась за потемневшие от времени перила лестницы и, не поворачивая головы, сказала: – Пятнадцатый век. Так говорят. И все. Никаких вопросов, точно он – всего лишь заезжий сосед, живущий в пяти милях отсюда. На верхней площадке она повернула направо в коридор, посреди которого лежал камышовый мат. Подойдя ко второй двери, она открыла ее, шагнула внутрь, держась за ручку, и посмотрела на Дэвида глазами хозяйки гостиницы, впускающей в номер постояльца, который уже провел здесь одну ночь. Не хватало только, чтоб она сейчас сказала, сколько причитается с него за номер. – Ванная рядом. – Прекрасно. Я только спущусь вниз, к машине. – Как вам угодно. Она закрыла дверь. В ее манере чувствовалась какая то наигранная, чуть ли не викторианская серьезность, несмотря на галабийю. Когда они пошли по коридору к лестнице, он доброжелательно улыбнулся: – А как вас… – Генри зовет меня Мышь. |
