Тут были монеты с символами городов Эллады, с изображениями царей Македонии и Сирии, Ливии и Бактрии, с профилями римских и византийских императоров, с монограммами Аббасидов, Айюбидов и Альморавидов и султанов Блистательной Порты.
В этой крипте лежали символы власти и могущества всех цивилизаций, потому что все платили дань знамени Черных Цариц, ведь цари и полководцы пытались преодолеть последнюю границу, покинуть пределы знакомого мира и бросить вызов неизвестности, а маленькое царство Калат-Халлаки пережило все остальные.
— Мы добились цели, — сказала Арад. — Бери то, что нам нужно, Амир, и уедем отсюда как можно скорее. Нас ожидает долгий путь.
— Нам удалось, — проговорил Амир, — и это означает, что мы созданы друг для друга.
Он посмотрел на нее, залитую дневным светом, проникавшим сверху; он отдал бы все сокровища этой крипты за возможность сжать ее в объятиях, за один ее поцелуй, но в глубине души чувствовал, что Арад сейчас дальше от него, чем в тот день, когда, нагая и сияющая, купалась в фонтане Халлаки.
Арад искала случая спуститься к келье Филиппа, чтобы поговорить с ним, подарить надежду, но это оказалось невозможным. Все время заняли приготовления к отъезду, и даже с наступлением ночи ничего нельзя было поделать. Многочисленные воины вокруг башни исключали любые передвижения, могущие показаться подозрительными.
На рассвете следующего дня они тронулись в путь.
Воины Амира спустились во двор, готовясь к отъезду: одни снаряжали вьючных животных, нагружая их мешками с пшеницей и ячменем, среди которых были спрятаны драгоценные предметы, другие черпали из колодца воду и наполняли ею бурдюки, а также большие глиняные сосуды — их они крепили на спинах верблюдов веревками. Арад явилась в одежде воина — в голубом плаще, вооруженная дамасским щитом, кривой саблей и кинжалом. В левой руке она сжимала скипетр с газелью. Старик слуга подвел к ней коня — чистокровного арабского скакуна с большими влажными глазами. Арад взяла поводья и, незаметно вложив в руку старика ключ от люка, ведущего в подвал, шепнула ему на ухо:
— Завтра утром, на рассвете, откроешь эту дверь, Али, и выпустишь пленника. Дай ему коня, а также воды и пищи на пять дней.
Амир тем временем велел открыть ворота и ждал девушку, гарцуя на коне во главе своих воинов. Арад пришпорила лошадь и, оказавшись рядом с ним, пустила коня шагом. Воины разделились на две колонны, одна из которых следовала справа от каравана, другая — слева, и на два больших отряда, возглавлявших и замыкавших шествие. Старик неторопливо поднялся на балюстраду и смотрел, как маленькая голубая армия движется на запад, навстречу невиданной битве.
Колонна превратилась теперь в полоску пыли вдалеке, но топот копыт почему-то не стихал, а, наоборот, становился все громче, и ржание слышалось где-то рядом. Старик, не понимая, что происходит, спустился по лестнице во двор, чтобы выяснить, чем вызвано столь странное явление.
Открыв северные ворота, он увидел перед собой всадника с каменным лицом в окружении кучки бедуинов, которые галопом поскакали внутрь, спешились и столпились вокруг колодца, чтобы напиться.
Сельзник даже не сошел с коня — медленно объехал двор и, казалось, был разочарован, будто ожидал увидеть что-то совсем иное. Статуя крылатого коня, освещенная первыми лучами солнца, вблизи еще больше напоминала бесформенный обрубок, искалеченный временем и многочисленными песчаными бурями.
Он остановился перед стариком, растерянно и испуганно разглядывавшим его:
— Кто ты?
— Я сторож здешних мест.
— Хочешь, чтобы я поверил, что ты живешь тут один?
— Так оно и есть. Здесь останавливаются караваны, направляющиеся в Мекку, и оставляют мне еду в обмен на воду и пристанище.
— Что это за место?
— Могила святого, которого все уважают и почитают, и вы тоже должны его почитать. |