Филипп поднял руку, останавливая ее:

— Синьора, синьора, я не о такого рода встречах спрашивал. Меня интересуют особые знакомства, ну, чье-то внимание, не знаю, как вам объяснить.

Вошла горничная с кофе, синьора Кастелли налила чашечку своему гостю, и тот сел рядом с ней.

— Особые знакомства, говорите. Ну, если хорошенько подумать, я видела, как он несколько раз встречался со священником, иезуитом. Кажется, его звали Антонини или Антонелли… да, так и есть. Его звали падре Антонелли.

— Он еще жив? — подскочил Филипп. — Вы не знаете, смогу я найти его в Риме?

Женщина глотнула кофе и с наслаждением облизнулась.

— Жив ли он еще? Думаю, да, он был не так уж стар, однако не скажу вам, где его сейчас можно найти. Вы ведь знаете, как живут священники: если начальство велит, нужно слушаться. Его могли перевести или даже направить куда-нибудь миссионером… тут наверняка не скажешь.

— А вы уверены, что он был иезуитом? Это уже стало бы для меня важной отправной точкой.

— Да, синьор, он точно был иезуитом, — подтвердила женщина.

— Почему вы в этом так уверены?

— Только иезуит в двадцатые годы в Риме мог позволить себе под сутаной носить брюки — у всех остальных священников были чулки, как у женщин, и короткие штаны, подвязанные под коленом. Поверьте мне, в брюках я хорошо разбираюсь.

Филипп не смог сдержать улыбку. Он тоже отпил кофе и спросил:

— Синьора, а вы, случайно, не помните имени этого отца Антонелли? С именем и фамилией в Генеральной Конгрегации мне, возможно, помогут его найти и разрешат встречу.

— Имя? Нет, не помню. Хотя, хотя… Ах да. Возможно, я сумею вам помочь. Я очень скрупулезный человек и все записываю. Однажды он ночевал здесь, в гостинице, потому что допоздна засиделся с вашим отцом за работой или разговором, каким — не знаю. Так вот, я наверняка попросила его расписаться в книге посетителей, это для полиции. У меня нет времени искать, но книги эти находятся в кабинете. Я сейчас отведу вас туда, и вы можете изучать подписи клиентов, пока хватит терпения. Это был тысяча девятьсот двадцатый или двадцать первый год, если не ошибаюсь, а месяц — либо сентябрь, либо октябрь. Запаситесь терпением и найдете то, что ищете.

Филипп поблагодарил хозяйку и последовал за ней вниз по лестнице на первый этаж. Женщина провела его в свой кабинет — маленькую комнатку со шторками на окнах и букетом ромашек на деревянном столике.

— Вот, — сказала она, открывая шкафчик. — Все здесь. Устраивайтесь поудобнее. Увидимся позже.

Филипп сел за стол и начал просматривать регистрационные книги — толстые тетради в твердой обложке с мраморным рисунком, перевязанные черной лентой. Он листал их одну за другой, пока в них не стала попадаться подпись его отца, несколько его взволновавшая.

Он вдруг представил себе тот нервный жест, каким отец расписывался, и словно воочию увидел его перед собой: Десмонд Гаррет сидит за рабочим столом, в кабинете, доверху набитом невероятным количеством бумаг, но книги стоят на полках в строгом порядке: латынь, древнегреческий, санскрит, арабский, иврит.