– Да, я иду на работу.

– Нет, папочка!

Миш насупилась: значит, ей придется хлопотать по хозяйству, по крайней мере пока не проснется Лейла.

Аарон не стал ничего говорить Миш, но отметил ее поведение. Он сыт по горло ее гримасами, капризами и нытьем. Если девчонке здесь настолько плохо, пускай уходит, посмотрим, как понравятся ее штучки посторонним людям.

– Папочка, Стафа хочет писать.

– Нет! Нет! – Стафа слегка нагнулся и схватился рукой за ширинку.

– Стафа, иди на горшок.

– Нет.

– Стафа, иди писать на горшок.

– Нет!

Парнишка понимал уже, что от него требуется, но отчаянно не хотел делать это самостоятельно.

– Сейчас я тебя отшлепаю!

– Отнеси меня, папочка.

– Отнести? Ты же уже большой мальчик!

– Нет отнеси.

– Ладно, иди сюда, упрямый звереныш. Стафа доверчиво подошел; Аарон схватил сынишку за правую ногу и поднял его, тот вырывался и цеплялся за отца.

– Смотри-ка, Стафа. Что это такое?

– Это моя ножка, моя ступня?

Аарон похлопал Стафу по левой ступне.

– А это что такое?

– Другая ножка.

– А как ты думаешь, зачем Великий Господь наш Арам приделал ступни к твоим ножкам?

– Чтобы пальчики не отвалились, – выпалил Стафа. Все, кроме Арифа, расхохотались, даже Миш. Стафа тоже захихикал, хоть и понял не больше старшего братишки. Аарон поднялся.

– Ладно, парниша, твоя взяла.

Он подхватил Стафу на руки и понес к горшку. Стафа счастливо визжал и брыкался.

Будет о чем рассказать ребятам на работе. Происшествие немного отвлекло Аарона от тревожных мыслей. Миш протянула ему обычный завтрак – хлеб, сыр, колбасу, – и он вышел на улицу.

Солнце еще не взошло.

– Эй, парень, – заметил Йосех повару, – сил нет, до чего соскучился по этому блюду. – Так он говорил каждое утро со дня приезда в город.

– Каждый день в Кушмаррахе – праздник, и улицы здесь вымощены золотом, – провозгласил Мо'атабар, он выполнял обязанности сержанта геродианской армии в роте, численность которой составляла сто человек.

Это тоже, как и похлебка, повторялось каждое утро. Мо'атабар неукоснительно соблюдал ритуал; также в обязательном порядке, лишь только первые лучи солнца золотили небо и боги начинали продирать глаза, он заводил свою любимую песню:

– Вставайте, дети мои, восстаньте и возрадуйтесь, ибо вас ждет еще один славный день на службе городу из золота и свинца.

Дартары постарше всегда отвечали ему дружным хохотом; Йосех же хоть и понимал, что Мо'атабар насмехается над расхожими представлениями кочевых племен о Кушмаррахе, но не находил в этих выходках ничего забавного.

Йосех с родными и двоюродными братьями уселись за стол. Ели молча; Ногах был не в духе. Вчера вечером он подумал, что представилась возможность выдвинуться и, при этом немного разнообразить бесцветную жизнь, но сегодня мечты его рассыпались в прах. Утром был отдан приказ двинуться в Шу всей ротой. Пойдет не восемь, а сто восемнадцать человек. И в случае успеха в лучах одобрения Фа'тада будут купаться Мо'атабар и его дядюшка Джоаб, капитан роты.

Фа'тада осенило, озарило, или как там это называется, думалось Йосеху, короче, он решил послать в лабиринт Шу старейшего своего друга, снабдившего его столь мощной поддержкой.

Джоаб был одним из полудюжины людей, что летали вместе с Орлом вот уже сорок лет.