Аарон передал сынишку жене и последовал за бел-Сидеком. Догнать калеку было нетрудно.

– Она сказала правду? – спросил бел-Сидек.

– Вы знаете женщин, знаете, что с ними бывает с перепугу. Они собой не владеют, могут сболтнуть первое, что в голову взбредет.

– Да. – Бел-Сидек обернулся на Рахеб, неподвижно застывшую на своем месте. Вид старухи был еще более зловещ, чем угроза ее дочери.

– Я знаю людей, которые знают других людей. Я скажу кое-что кое-кому.

– Спасибо. Как ваш батюшка?

– Много спит. Боль меньше мучит его.

– Хорошо.

– Я передам, что ты справлялся о нем.

– Бел-Сидек? – Он сморщился от боли в боку.

– Да, Генерал.

Старик заставил себя встряхнуться и не показать входившему в полутемную комнату атаману своей слабости. Темно было не только от недостатка освещения: зрение Генерала слабело. Он увидел лишь смутный силуэт вошедшего бел-Сидека.

– Удачный день, атаман?

– Начался хорошо. С утренним приливом пристали три корабля. Было много работы. Несколько дней можно не думать о пище.

– Но…

– По дороге домой я столкнулся с неприятной, но весьма показательной ситуацией.

– Политика?

– Да.

– Доложи.

Генерал слушал внимательно, замечая все оттенки. Слух у старика был отличный, время пощадило его. Генерал слышал не только объективную информацию, но и скрытые нюансы, то, что волновало атамана в глубине души.

– Эта женщина – Рахеб? Она тебя беспокоит. Почему?

– У нее был сын. Тайдики. Ее ясное солнышко. Ее полная луна. Она сражался в Дак-эс-Суэтге в моей тысяче. Храбрый молодец. Держался до конца. Он попал в число тех сорока восьми из тысячи, что вернулись домой. Вернулся он в плохой форме. Намного хуже, чем я. Но Тайдики был гордым парнем, он не сомневался, что пострадал не зря, за правое дело.

Мать оплакивала его, но тоже гордилась. Гордилась всеми, кто сражался в неравной битве при Дак-эс-Суэтге. Фанатично гордилась.

– В чем суть, атаман?

– Год назад Тайдики вышел на улицу и начал твердить всем и каждому то, что сказала сегодня его сестра, но резче, откровеннее. Он недобрым словом поминал наш класс и Союз Живых. Он сказал, что дартары вовсе не предали нас в Дак-эс-Суэтте, что Кушмаррах предал их первым, закрывая глаза на их нужды. Дартары лишь не дали своим детям умереть с голоду. Когда один из членов Союза попытался урезонить парня, Тайдики принялся поносить его. Тот перешел к угрозам – и тогда соседи Тайдики, наши соседи, нещадно избили его.

– Я жду сути.

– Потом Тайдики покончил с собой. В знак протеста. Он заявил, что Кушмаррах уже убил его и нет смысла тянуть дальше.

– Суть?

– В тот момент я впервые осознал, что отнюдь не все граждане Кушмарраха в восторге от нашей деятельности.

– И что же?

– А позавчера в Харе произошла настоящая трагедия. Дартары арестовали восемнадцать рядовых членов Союза. Их судили анонимно, даже не стали допрашивать. Приговор был приведен в исполнение прямо на улице. Кое-кто из зрителей смеялся.

– Понимаю.

– Понимаете? Наши собратья…

– Сказал же – понимаю. Генерал подумал несколько минут.

– Атаман, у твоего отца только что был очередной приступ. Он думал, что умирает. Сходи за братьями и кузенами, пусть явятся нынче, поздно ночью, я должен сообщить им свою последнюю волю.

– Слушаюсь, сэр.

– Фа'тад сейчас на улице?

– Да, сэр.