Иногда Доза видел отца на улице — на Атлантик, у отеля «Таймс Плаза». Не желая быть замеченным кем-нибудь, он наблюдал за Барри, проворачивающим очередную сделку, со стороны.

Позднее, когда Дозу опять арестовали и он снова вернулся — зацикленный на Райкере, жаждущий наркотиков, — Артур Ломб уже не предложил ему койку у себя в комнате. Замечая Дозу на улице, Артур тут же доставал бумажник и, когда они пожимали друг другу руки, всовывал между пальцами друга пятидолларовую купюру. Доза принимал милостыню, позабыв о гордости. В следующие разы, выходя из тюремного автобуса у отеля «Плаза», он не возвращался ни в Гованус, ни вообще в Бруклин. Направлялся в Манхэттен, на Вашингтон-сквер, искать знакомых по тюрьме, или в ночной клуб, где подцеплял какую-нибудь женщину и шел к ней ночевать. Понятно, чем это заканчивалось, — очередным арестом.

Гимн возвращений превратился в тихое бормотание. Единственное, что ты помнил, — строчка из припева какой-то песни: «Не вернусь за решетку сразу же! Повеселимся сначала, красавица?»

Позднее, перед тем как Дозу взяли на квартире Леди в Гованус Хаузис, для него началась пора абсолютной свободы. Он чувствовал, что близится финал, и спешил надышаться вольным воздухом. Стал проводить ночи в заброшенном плавательном бассейне на Томпсон-стрит, забираясь в него через дырку в заборе. Другие бродяги на бассейн не покушались — вероятно, потому что в этом же районе располагался клуб и штаб-квартира Джона Готти.

Доза был теперь просто наркоманом и вором. Работал день и ночь, не жалея сил: воровал компакт-диски, одежду, ремни, обувь, мелкую бытовую технику. До тех пор пока магазинов, где все это можно было стянуть, почти не осталось. Тогда он разыскал круглосуточный ресторан и стал прикарманивать чаевые, оставляемые на стойке.

Жизнь от рассвета до заката. Из имущества — только курительная трубка.

У него был один выход — вернуться назад, в тюрьму. Доза ждал очередного ареста как нового сезона, со все большим нетерпением. От курения он похудел до девяноста фунтов, потом до восьмидесяти, превратился в настоящее пугало, не брезговал теперь и ночлегом в сточной канаве. Жажда вновь оказаться за решеткой усиливаласьс каждым днем: «Умоляю, Господи! Верни меня в Райкер, пока я не сдох».

Незаметный в толпе, Доза должен был как-то выделиться, чтобы получить то, о чем мечтал. Организовать преступную группировку или пойти более простым путем — появляться каждый день в одном и том же месте, к примеру, у здания «Тауэр Рекордс», маячить там до тех пор, пока кто-нибудь не позвонит в полицию и не попросит убрать это человекоподобное существо.

Городские кварталы изменялись с каждым возвращением из спасительного Райкера. А что же граффити? Какой смысл об этом разговаривать, если ты, пропащая тварь, уже не в состоянии даже косяк скрутить?

Только не называй себя призраком.

Хотя ты и впрямь бродил невидимкой по городу.

Виндзорские герметичные прокладки.

Именно Артур познакомил Дозу с Гленреем Шурцем, привел его в общину хиппи на Пасифик, одну из последних в Бруклине. Бородатый Шурц был крепышом-вегетарианцем, а по профессии — мебельщиком. Переехав в Бруклин, он стал специализироваться на кухонных гарнитурах, но вскоре ему изрядно надоело воплощать в жизнь идеи дизайнеров из журналов для домохозяек. И он занялся более простой работой: установкой оконных герметичных прокладок. Подъемные окна в домах из бурого песчаника были сделаны в шестидесятых—восьмидесятых годах девятнадцатого века, менять в них прокладки приходилось так же часто, как автомобильные шины. Число новых обитателей Бурум-Хилл все прибавлялось, наверное, это дух Изабеллы Вендль манил их сюда, уговаривал выкупать сомнительные закладные. Но когда после первой же зимы приходили счета из «Бруклин Юнион Газ», призрак старухи Вендль даже не пытался их утешить.