Жалко скрючившись у противоположной стены, Мясник отбросил в сторону тяжелый огнемет и жалобно стонал, ухватившись за раненую руку.

— Заткнись, жирный ублюдок! — заорал Шульце. — Эти бельгийцы почти оторвали мне яйца, я же не ною! А ты тут со своей царапиной!…

Внезапно он замолчал, услышав звук тяжелых, подбитых гвоздями ботинок, осторожно крадущихся за поворотом коридора. Там кто-то шел. Эсэсовцы замерли, крепко сжав оружие.

— Слушайте, немцы! — обратился к ним хриплый голос на превосходном немецком языке. — Вы должны сдаться. У вас нет шансов. На решение у вас пять минут.

Внезапно голос стал приглушенным.

— А сейчас вы узнаете, что будет, если вы не подчинитесь.

Из-за угла влетел маленький круглый предмет и ударил в стену.

— Граната! — закричал кто-то.

Они отчаянно вжались в пол, но смертельное металлическое яичко так и не взорвалось. Вместо этого оно стало испускать облако густого дыма.

Удивительно, но первым на этот странный предмет отреагировал Мясник. Здоровой рукой он ухватил это небольшое металлическое яйцо и бросил его туда, откуда оно прилетело. В следующий момент он начал ужасно кашлять. Солдат, который находился рядом с ним и тоже вдохнул густые пары, мгновение спустя закашлялся, согнувшись пополам и пытаясь втолкнуть воздух в заполненные дымом легкие.

Шульце посмотрел на фон Доденбурга, его лицо исказилось от ужаса.

— Газ! — завопил он. — Это газ, господин офицер!

Фон Доденбург почувствовал, что у него по спине пробежали холодные мурашки.

— Газ! — повторил он. — Они не посмеют! — Но слабый запах горького миндаля подсказал ему, что он зря на это надеется. Свой противогаз он оставил на вершине форта еще до того, как начал спускаться к первой башне. Но у большинства остальных на поясах висели рифленые металлические контейнеры с противогазами.

— Надеть противогазы, — приказал он, понимая, что они выживут, а он вот-вот начнет медленно задыхаться.

— У меня его нет! — в панике закричал кто-то.

— И у меня нет.

— A y меня в подсумке бутылка коньяка!

Со всех сторон испуганные голоса подтверждали, что солдаты сделали то же самое, что и их предшественники во время польской кампании — бросили тяжелые противогазы как ненужное бремя и заполнили подсумок лишней едой, личным имуществом или выпивкой.

— Ладно, ладно. — Фон Доденбург поднял здоровую руку, чтобы остановить панику. Он знал, что, если он не сможет успокоить их, они совершенно сломаются; тогда ничто не сможет предотвратить их капитуляцию. Он помнил, что сделал батальон его отца, когда союзники применили против него химическое оружие в 1918 году, а никаких средств защиты не было. — Прекратить панику. Есть выход. Пусть каждый возьмет по тряпке и сделает маску, закрывающую рот. Поторопитесь!

Он оторвал полосу от своей рубашки. Затем он расстегнул ширинку брюк и сел поверх тряпки, широко расставив ноги.

— Теперь помочитесь на нее! — Затем фон Доденбург взял намокшую тряпку и без колебания обвязал ее вокруг рта.

Они быстро последовали его примеру. С панической поспешностью они отрывали куски одежды и расстегивали ширинки; вскоре все сидели и мочились на носовые платки или клочки рубашки, которые затем обматывали вокруг ртов.

Они сделали это как раз вовремя. Вскоре к их части коридора подкатилась еще одна химическая граната. Прежде чем она остановилась, Шварц аккуратно пнул ее, отсылая назад. Но за ней летели другие.

Несмотря на импровизированные маски, густые пары начали заползать в легкие. Все больше смертельных снарядов приземлялись посередине коридора, ноги будто плыли в густом белом тумане, легкие начали гореть.