|
В советские времена такое казалось немыслимым, но ему удавалось скрывать истинные цели своих контактов. Он умел не только помногу брать, но и понемногу отдавать. Всякий раз, урывая что-то для себя, он не забывал позаботится о том, чтобы очередная сделка сопровождалась спонсорской помощью флоту. Правило «дымовой завесы» он соблюдал свято. Да и не он же платил, а тайный компаньон! Стоило это «копейки»: пара грузовиков картошки, десяток отечественных телевизоров с видеомагнитофонами, несколько тонн свежих фруктов для экипажей российских кораблей. Но такая помощь неизменно обставлялась с помпой – играл духовой оркестр, присутствовали высокие флотские чины. Благодаря чему Гусовский прослыл заботливым и рачительным хозяйственником. Его безупречная репутация за первые полтора десятилетия службы не позволяла никому усомниться в его честности и бескорыстности. Однако звездным часом для вице-адмирала стала международная программа по утилизации отработавших свое атомных подлодок…
Как только Гусовский вышел на пенсию, у него откуда-то появились яхта, роскошный особняк в элитном поселке Стрельня; его жена, не проработавшая за всю свою жизнь ни одного дня, открыла собственное рекламное агентство. Многие друзья вице-адмирала удивлялись этим приобретениям, спрашивали его о источниках доходов. В таких случаях Василий Игнатьевич делал задумчивое лицо и, почесывая щетинистый по-модному подбородок, загадочно отвечал: «Военная тайна». Многие улыбались, не воспринимая его слов всерьез. Хотя на самом деле Гусовский нисколько не шутил. В свою бытность при должности он по долгу службы знал столько секретов и государственных тайн, что ему позавидовал бы сам товарищ Берия. На чешуйчатую крышу роскошного особняка неспешно наползла тень соседского коттеджа. Насупив густые брови, Гусовский недовольно посмотрел в сторону четырехэтажной домины с огромным садом на крыше. «Целый ботанический сад себе отгрохал, а что жена по пятницам любовника к себе водит, даже не знает». Василий Игнатьевич хмыкнул, сдвинул солнцезащитные очки на лоб и поднялся с шезлонга. Блеклый диск солнца, затянутый пеленой, медленно проваливался за горизонт. Гусовский бросил взгляд на дорогие швейцарские часы, украшенные россыпью мелких камней, и тут же выругался, поняв, что просидел на солнце на полчаса больше положенного. «Как там мои рептилии и земноводные…» – Потирая руки, вице-адмирал заспешил в дом. Минизоопарк, расположенный в самом центре трехэтажного особняка – в перекрытом стеклянным куполом внутреннем дворике – был небольших размеров. Днем его освещал дневной свет, попадающий сюда сквозь плексигласовый сферический купол, а вечером зажигались десятки ярких плафонов, наподобие тех, какими подсвечивают бассейны. Как только это происходило, три больших террариума, прячущиеся в тени пальм и фикусов, оживали. Пробудившаяся в террариумах живность приходила в движение. Игуаны и вараны лениво ворочали головами и, вяло переставляя лапы, ползли к камням, согретым искусственным светом. Свернувшиеся в клубок змеи разворачивались и, извиваясь, струились вдоль стекол. Два небольших аллигатора в бассейне открывали глаза и распахивали грозные пасти, то ли для того, чтобы зевнуть, то ли потому, что проголодались. Гусовский взял в руки ведро, подготовленное женой, и, распахнув окошко в стеклянной стене над бассейном, широко улыбнулся: – Привет, Генка и Чебурашка. При виде ведра с выпачканными кровью краями, крокодилы оживились и, словно собаки в предвкушении аппетитной косточки, завиляли хвостами. Вице-адмирал запустил руку в ведро – в воду закапали крупные красные капли. Крокодилы словно сорвались с невидимой цепи, набросились на два увесистых куска мяса. Вода запенилась и тут же окрасилась розовым. В оттопыренном кармане бархатного халата неожиданно зазуммерил мобильник. Инкрустированный перламутром платиновый корпус трубки в руке Гусовского сверкнул на ярком свету. |
