Несколько пачек стодолларовых купюр, целлофановый пакет, набитый под завязку драгоценностями, стопка паспортов и несколько кредиток, стянутые аптекарской резинкой, исчезли в спортивной сумке. Повернувшись к жене спиной, Гусовский надел на указательный палец серебряный перстень с сероватым полупрозрачным камнем.
– Что происходит? – выйдя из оцепенения, спросила Мария Гусовская.
Василий Игнатьевич обернулся и, поймав на себе обеспокоенный взгляд жены, произнес:
– Я должен на время уехать!
– Надолго? – дрогнул женский голос, – мы же собирались с тобой…
– Дура! – вырвалось у него.
– Кто?
Вице-адмирал промолчал и отвел взгляд в сторону.
– Ты не ответил на вопрос!
Гусовский повернулся, поставил спортивную сумку на диван и, подойдя к мраморному столику, коснулся рукой холодной бутылки водки «Финляндия». Его пальцы плотно обхватили крышку и стали вращать ее против часовой.
Когда небольшая доза спиртного приятно обожгла стенки желудка, Василий Игнатьевич вновь посмотрел в глаза жене. Алкоголь придал ему силы, и теперь он мог сказать то, на что бы раньше у него и духа не хватило.
– Машенька… родная, – каждое слово давалось с трудом, – меня могут арестовать! Я должен на время уехать, и даже тебе не стоит знать, куда…
Маша в миг побелела. Ее ноги подогнулись, затряслись коленки, и женщина чуть не села на пол. Подоспевший на помощь Гусовский поймал жену за талию и усадил в кресло.
Выпив глоток водки, Мария стала понемногу приходить в себя.
– Я ничего не понимаю, у тебя же столько друзей. Позвони им…
– Все будет хорошо, дорогая, – чмокнув жену в щеку, ответил вице-адмирал, – лучше всего тебе будет вернуться к матери в Питер. А через неделю, две… я с тобой созвонюсь. Мы найдем друг друга, и все будет хорошо.
Василий Игнатьевич положил руку на плечо жены и тяжело вздохнул. Он понимал, что, может быть, уже никогда ее и не увидит.
– Разве ты не возьмешь меня с собой сейчас? – По напудренным щечкам женщины заструились слезы.
Гусовскому стоило больших усилий сделать непроницаемое лицо и произнести следующие слова:
– Держи, на первое время тебе должно хватить, в конце концов, у тебя есть агентство. Его не заберут. Если будут спрашивать обо мне, говори, что не знаешь, где я и что со мной. – Василий Игнатьевич бросил на мраморный столик пачку банкнот, – ни в коем случае не заходи в наш зоопарк. Это опасно. Ни в коем случае!
– Я… я… – Супруга вице-адмирала не могла составить осмысленной фразы, у нее на время перекрылось дыхание.
Гусовский дождался, когда жена осознанно кивнет. Подхватив спортивную сумку, он, уже не оборачиваясь, направился к выходу. Василий Игнатьевич слышал, как за его спиной плачет жена, ему казалось, что он видит, как шевелятся ее губы, в попытке произнести слова прощания. Но вице-адмирал не мог позволить себе задержаться в собственном доме даже на полчаса. Теперь каждая минута промедления могла стоить ему свободы, а может быть и жизни.
Виртуозно протиснувшись между вкопанными стальными трубами, закрывавшими въезд в один из питерских дворов, милицейский «УАЗ» покатил вдоль длинной «хрущевки». Зазевавшийся водитель «Жигулей» не успел вовремя принять вправо, и тут же воздух прорезал настойчивый сигнал. Стены домов, словно скалы, отразили его и эхом разнесли по всему двору. Мигалки на крыше автомобиля брызнули красно-синими сполохами. «Жигули» нервно сдали назад и испуганно прижались к высокому бордюру.
В окнах пятиэтажки замелькали силуэты. С другой стороны дома появился микроавтобус с тонированными стеклами. |