|
.. Перевода разговора на родное чадо Лесин, как настоящий любящий отец, не вынес. Сразу же после этого вопроса он вспылил: - Слушайте, вы меня так спрашиваете, как будто я действительно возглавляю министерство пропаганды! А мы - всего лишь навсего - исполнительный орган! Мы исполняем те задачи, которые перед нами ставят! И вообще, знаете, у меня сегодня, вот только что перед вами, заседание комиссии по раздаче частот было, и у меня сейчас голова вообще другим забита. Поэтому я чувствую, что вы меня уже начинаете раздражать! Приходите лучше завтра... Я, по нашей доброй традиции, призналась Лесину, что не уверена, что завтра он в свою очередь не будет раздражать меня, собралась и ушла. По дороге с удовлетворением обнаружив, что последнее прости Лесина тоже записалось на диктофон. На следующее утро мне позвонил Леша Волин и от имени Лесина передал, что весь текст интервью аннулируется. - Ах вот как?! - мстительно заявил главный редактор журнала Власть, у которого уже была заверстана под эту тему треть номера. - Они нам тираж хотят сорвать?! Тогда они получат скандальное интервью по полной программе - вместе со всем тем бредом, который он нес про патриотизм, и вместе с финальной фразой Лесина о раздражении! Узнав о намерении редакции публиковать текст, Лесин стал в истерике звонить мне на мобильный: - Лена, ну объясните мне, в чем дело? Почему вы ко мне так враждебно настроены?! Я понимаю: я, наверное, совершил ошибку - я должен был отвести вас куда-нибудь пообедать, посидеть, поговорить по-хорошему, по-человечески... Я просто онемела от такой наглости. А Лесин все не унимался, стараясь продемонстрировать знание журналистских проблем: - Я прекрасно понимаю, Лен, что у вас там в журнале - жопа на полосе! Но ведь это еще не повод! - Да, Михаил Юрьевич. У нас в журнале - действительно жопа на полосе. И я даже знаю, чья это жопа, - с яростью, отчетливо выговорила я. Министр заявил, что тогда будет звонить главному редактору. До позднего вечера лучшие умы лесинской команды переписывали интервью. И в результате министру печати удалось уговорить шеф-редактора Коммерсанта опубликовать пресный, отцензурированный текст, в котором, увы, пропала не только большая часть вышеприведенных патриотических перлов Лесина, но и его трогательные воспоминания о юности. Которые, я считаю, все-таки жалко было бы утаить от общественности, поскольку они наконец-то развенчивают несправедливые мифы о характере министра печати. Глава 13. МЕТАМОФОЗЫ. Ломка продолжалась у меня где-то с полгода после завершения диггерской миссии и выхода из кремлевского подземелья на свет Божий. Все-таки ко всему привыкаешь, даже к зловонью Стикса и ежедневному общению с мутантами. Оказалось, что за время жизни в Кремле я уже даже начала слегка подзабывать человеческий язык: я слушала, как разговаривают вокруг меня люди, и мне все казалось, что говорят они все о чем-то не о том. И что все они чего-то недопонимают, потому что не побывали там, за стенкой. Но и от вида Кремля, в стену которого я в отличие от Венички Ерофеева, наоборот, все время, как нарочно, утыкалась взглядом, куда бы ни ехала, меня просто физически мутило. И даже вредных книгах нет-нет да и проскальзывали вдруг предательски герои-паразиты: то Бродский издевательски заявлял: До свиданья, Борис Абрамыч! До свиданья. За слова - спасибо, - то Набоков, хитро подмигивая мне, как бы ненароком подсовывал в давно читаный-перечитаный рассказ мальчика Путю, берущего уроки бокса, и его учителя-географа Березовского, автора брошюры Чао-Сан, страна утра. |
