|
Молодые люди, окружавшіе миссъ Амелію Седли, поступали въ этомъ отношеніи сообраз-но съ общепринятымъ принципомъ. Дѣвицы Осборнъ и Доббинъ ни въ чемъ не были столько согласны, какъ въ опредѣленіи ничтожныхъ свойствъ ихъ общей знакомки. Онѣ удивлялись и не могли придумать, какъ это, и зачѣмъ, и почему ихъ братья находятъ удовольствіе въ обществѣ этой приторной дѣвочки. – Ну да, конечно, мы ее ласкаемъ, говорили миссъ Осборнъ, двѣ молодыя, прелестныя чер-нобровыя дѣвицы, окружонныя дюжиною профессоровъ, гувернантокъ и модистокъ. И дѣйствительно, онѣ обращались съ Амеліей удивительно какъ ласково, и принимали въ отношеніи къ ней такой сановитый видъ джентльменского покровительства, что несчастная дѣвушка въ ихъ присутствіи картавила, заикалась, краснѣла, блѣднѣла, молчала, и, словомъ, вела себя какъ дурочка, точь въ точь, какъ отзывались о ней снисходительныя сестрицы. При всемъ томъ, Амелія твердо рѣшилась полюбить своихъ подругъ, какъ сестеръ своего будущого мужа, и цроводила съ ними утренніе часы; несмотря на убійственную скуку и тоску, которая грызла ея сердце. Несчастная церемоніально разъѣзжала съ ними изъ магазина въ магазинъ въ фамильномъ экипажѣ Осборновъ, гдѣ, кромѣ снисходительныхъ сестрицъ, рисовалась, на первомъ планѣ, чопорная гувернантка миссъ Виртъ, принадлежавшая съ незапамятныхъ временъ къ породѣ перезрѣлыхъ весталокъ. Амелію брали съ собой и въ концерты, гдѣ разыгрывались степенныя пьееы, въ ораторію и приходскую церковь, принадлежавшую дѣтскому пріюту. И здѣсь, какъ вездѣ, бѣдная дѣвушка принуждена была вести себя степенно, чинно, съ невозмутимымъ спокойствіемъ, не смѣя выразить своихъ истинныхъ чувствъ, когда пѣніе сиротокъ потрясало струны ея нѣжного сердца. Домъ Осборновъ былъ устроенъ съ истинно джентльменскимъ комфортомъ; столъ всегда былъ отличный; общество собиралось отборное, торжественное, и опытный наблюдатель съ первого взгляда могъ замѣтить, что хозяинъ и хозяйка питали глубокое уваженіе къ сзоимъ собственнымъ персонамъ. Они занимали лучшее мѣсто въ церкви, соблюдали всегда самый строгій этикетъ, поведеніе ихъ строжайшимъ образомъ подчинялось условіямъ всѣхъ возможныхъ приличій, и даже самый разговоръ ихъ былъ организованъ такъ, что слушатель готовился терпѣть невыразимую скуку, какъ-скоро мистеръ или мистриссъ Осборнъ открывали свои джентльменскія уста. Счастлива была Амелія, когда оканчивался ея визитъ въ этомъ домѣ! Молодыя леди, между-тѣмъ, вмѣстѣ съ перезрѣлою весталкой, проводивъ свою гостью, перемигивались каждый разъ послѣ ея ухода, и спрашивали другъ у друга съ возрастающимъ изумленіемъ, какимъ образомъ эта куколка съ румяными щеками могла заинтересовать собою ихъ возлюбленного братца? – Какъ?! скажетъ читатель, желающій глубже вникнуть въ причины нравственныхъ явленій, возможно ли; чтобы Амелія, столько любимая и уважаемая своими пансіонскими под-ругами, вдругъ, по вступленіи въ свѣтъ, сдѣлалась предметомъ ненависти и преслѣдованій въ новомъ свѣтѣ со стороны особъ, способныхъ цѣнить ея нравственныя и физическія свойства? Очень возможно, мой возлюбленный читатель. Дѣло въ томъ, что въ академіи миссъ Пинкертонъ не было ни одного мужчины, кромѣ старого танцовального учителя, изъ-за которого, конечно, не стоило ссориться молодымъ воспитаннницамъ достопочтенной леди. Теперь, напротивъ, совсѣмъ другая статья: прекрасный молодой человѣкъ покидаетъ общество своихъ сестеръ, и по цѣлымъ недѣлямъ не обѣдаетъ дома. Что жь мудреного, если молодыя дѣвицы негодуютъ на такое пренебреженіе? Съ другой стороны, молодой Буллокъ, сынъ представителя богатой купеческой фирмы: «Гулкеръ, Буллокъ и компанія», волочившійся въ продолженіе двухъ зимъ за Маріею Осборнъ, сталъ ангажировать миссъ Амелію на котильйонъ. |
