|
Она схватила его руку, словно моля о помощи. Этот трепет, прерывистое дыхание, торопливость движений - все говорило об одном: она любит Горста Геслинга. Что бы она ни делала, куда бы ее ни несло - всему виною этот человек. Только его она любила, из-за него ее сердце полно теперь ненависти. Как схожи их судьбы! Это страшное предзнаменование! Молча, прижавшись друг к другу, прошли они поспешно по коридору и последние сели на свои места. Сестра снова спросила его: - Ты все еще сердишься на меня? Но на этот раз он услышал в ее вопросе и другое: "Теперь, когда ты понимаешь и даже предвидишь на что я обречена?.." Брат сжал ее руку. А на сцене герои уже изображали глубокую скорбь после всех пережитых страданий, которые так трудно было понять. Да и стоило ли задумываться над этим? Моя сестра любит богатого. Она принадлежала ему. Но он бросил ее, потому что она бедна... И вдруг у него вырвалось: - Пусть он женится на тебе. Иначе... - Иначе - что? - Она улыбнулась своей всепонимающей улыбкой. - И я уже хотела застрелить его... сегодня утром. А вечером я здесь. Вся жизнь - игра, - бросила она небрежно. Он строго посмотрел на нее. - Но мы не позволим им играть нами. Пойдем! Ты должна вернуться домой! - А ты, разве ты вернулся бы на фабрику? Я уже не могу стать такой, как Малли. Он попытался возражать, но она прервала его: - Женись на Тильде! Он стал уверять ее, что непременно женится, но она, казалось, уже не слушала. - Вообще мы можем пожать друг другу руку. - И она надменно протянула свою. Он сердито отвернулся, и не успели они опомниться, как спектакль кончился. - Что ж, - воскликнула Лени, - актриса на самом деле утопилась? - Да, в меховой шубе, - ответил Бальрих, - чтоб не озябнуть. Он-то знал, как люди топятся; но богатым этого знать не дано... Когда брат и сестра поднялись со своих мест, Бальрих заметил на местах под ложами ту самую даму, которая напомнила ему фрау Бук. Она убежала от них, и теперь, оставшись одна в безлюдном зале, все еще смотрела на опущенный занавес. И хотя они прошли совсем близко от нее, она их не заметила. Ее глаза были закрыты, а по щекам катились слезы. Он усадил Лени в такси. На прощанье она сказала ему: - Что ж, было очень приятно. Все-таки разнообразие. А ты не поедешь со мной? Брат отказался, Лени опять смиренно проговорила: - Ну, в другой раз. Значит, не судьба. Она почему-то медлила. Заглянув ему в глаза, она наконец сказала: - Знаешь, если тебе когда-нибудь понадобятся деньги... - Но, прочтя ответ в его глазах, быстро добавила: - Хотя только вчера у меня был судебный исполнитель. Она рассмеялась. И чтобы облегчить ее душевную боль, рассмеялся и он. Лени уехала. Бальрих один побрел домой, в Гаузенфельд. Морозный ветер обжигал ему лицо. "Почему та женщина плакала, - размышлял он, - ведь в пьесе утопилась молодая? Или она плакала оттого, что в молодости сама едва не поступила так же, а может быть, напротив, пожалела, что у нее не хватило мужества на этот шаг? Чего ей недостает? Судьба не дала ей счастья, хоть она и богата? Их мир совсем другой. Он недоступен моему пониманию. Одно мне ясно: и они там страдают; значит, неправда, что они живут в счастливом неведении, что их жизнь сплошной праздник. |
