Я заново изложил свою горестную историю во всех деталях, со всеми про и контра, и мы проговорили долгое время. В конце нашего разговора Кейз сказал серьезно:

– Если ты прав и Слейд на самом деле продался, тогда у нас будут большие неприятности.

– Я не уверен, что он продался, – сказал я. – Я думаю, он был русским агентом с самого начала. Но в этом деле есть еще один момент, который беспокоит меня не меньше, чем Слейд, – при чем здесь американцы? Не могу себе представить, чтобы они были в дружеских отношениях с такими людьми, как Кенникен.

Кейз не разделил моего беспокойства по поводу американцев.

– Они всего лишь проблема этой конкретной операции. Другое дело Слейд. Он теперь крупная фигура и имеет вес в государственном планировании и политике. Если он нечист, то весь Департамент должен быть реорганизован.

Внезапно он резко взмахнул рукой.

– Боже мой, ты все‑таки меня поймал! Я на самом деле начал тебе верить. Но это все нонсенс, Алан.

Я протянул ему свой пустой стакан.

– Нельзя ли наполнить его снова – меня всегда мучает жажда от долгих разговоров. – Он взял в руки изрядно опустевшую бутылку, а я сказал: – Позволь, я изложу это следующим образом. Вопрос был задан, а коли так, он не может остаться без ответа. Если ты представишь Таггарту мои обвинения против Слейда точно так, как я только что представил их тебе, тогда он будет вынужден предпринять определенные действия. Поступить иначе он не имеет права. Он поместит Слейда под микроскоп, и я не думаю, что Слейд сможет выдержать столь тщательную проверку.

Кейз кивнул.

– Только еще вот что, Алан. Будь уверен – будь абсолютно уверен, – что твое предубеждение не оказывает слишком большого влияния на твои суждения. Я знаю, почему ты покинул Департамент и почему ты ненавидишь Слейда до глубины души. Ты относишься к нему с пристрастием. Ты выдвинул против него серьезное обвинение, и если окажется, что Слейд чище, чем падающий снег, то у тебя будут большие неприятности. Он потребует, чтобы ему поднесли на блюде твою голову – и он ее получит.

– Он ее заслужит, – сказал я. – Но такой проблемы не возникнет. Он виновен, как последний грешник в аду.

Вероятно, мой голос звучал уверенно, но меня не покидало гнетущее ощущение, что я могу ошибаться. Предостережение Кейза по поводу предвзятости и пристрастности звучало вполне резонно, и я поспешно проверил в уме все улики, имеющиеся у меня против Слейда. Я не нашел изъяна.

Кейз посмотрел на свои часы.

– Одиннадцать тридцать.

Я поставил на стол стакан, так и не притронувшись к виски.

– Уже поздно – я, пожалуй, пойду.

– Я передам Таггарту все, что ты мне рассказал, – пообещал Кейз. – И я также сообщу ему про Флита и Маккарти. Может быть, ему удастся прояснить ситуацию, связавшись с Вашингтоном.

Я вытащил сген дабх из туалетного столика и вернул его в ножны на голени.

– Джек, у тебя на самом деле нет никакой идеи насчет того, что из себя представляет вся эта операция?

– Ни малейшего понятия, – сказал он. – Я ничего не знал о ней до тех пор, пока меня не вытащили из Испании. Таггарт был вне себя, и, на мой взгляд, совершенно оправданно. Он сказал, что ты не хочешь иметь никаких дел со Слейдом и что даже отказался ему сообщить, где в данный момент находишься. Он сказал, что ты согласился встретиться со мной здесь. Я всего лишь простой посыльный, Алан.

– То же самое говорил о моей роли Слейд, – произнес я угрюмо. – Я устал бежать вслепую, я вообще устал бежать. Может быть, будет лучше, если я попробую удержать свою позицию там, где в данный момент нахожусь.

– Я бы тебе этого не советовал, – сказал Кейз. – Просто повинуйся приказам и отвези сверток в Рейкьявик.