— Тут одно из хранилищ Потерянных. Они не опасны, Райтэ, — предупредил он и распахнул дверь.

Не знаю, каким чудом я не заорал и удержался от бегства: сердце застучало, как бешеное. Наверное, потому не заорал, что уже видел подобное. Давно, в Лабиринте Нертаиля. И устал там орать и бежать.

Факел высветил десятка два неподвижных фигур, скованных цепями, стоявших и лежавших, как в переполненном корабельном трюме, везущем невольников. Не все из них были человеческими. В отличие от тех, кто встречался мне в Лабиринте, глаза этих окаменевших статуй были закрыты.

— Они мертвы? — я не мог оторвать взгляд от тонкого, полускрытого ниспадавшими черными волосами профиля девушки, сидевшей у стены, подобрав ноги.

— Нет, их усыпили. А у тебя хорошая выдержка, — одобрительно шепнул Ринхорт.

— В Лабиринте я видел таких же, но, если бы я знал, что они живые… я сразу сошел бы там с ума.

— Я сам чуть не сошел, когда впервые увидел это, — голос железного рыцаря подозрительно дрогнул. — Мы можем жить очень долго, Райтэ. А люди — нет, даже жрецы. Когда умирает Гончар, все его рабы цепенеют, если он не успел или не смог передать их перед смертью другому жрецу. И они становится Потерянными.

В свете факела казалось, что спящие чуть шевелятся и дышат, ресницы дрожат, глаза вот-вот откроются.

Ринхорт рассказывал тихо, покусывая губы, еле сдерживая ярость:

— Когда Гончары находят такого дарэйли, то снимают смертное заклятие только в том случае, если знают его сущность и способны превратить в раба, но их знания стали слишком узкими. Тех, чья сущность неизвестна — усыпляют, чтобы дарэйли не сошел с ума, и чтобы сохранить его на будущее — вдруг заново откроют его круг и поймают потерянную душу, а "сосуд" уже готов.

— А те, кто не усыплен — сумасшедшие?

— Почти всегда. Таких уничтожают.

— Но ведь могут пройти годы, прежде чем их найдут.

— Могут пройти даже века. И у них даже может сохраниться разум, поэтому Гончары стараются не убивать их сразу, а проверить. И после открытия каждого нового круга идут с ревизией в хранилища: вдруг кого-то из Потерянных можно вернуть и использовать?

— Хозяева рачительны и гуманны! — прошептал я. — Великий Эйне, как они гуманны!

Факел в кулаке Ринхорта хрустнул, обломки посыпались на плиты. Он раздавил их сапогом.

— Ты даже не представляешь, сколько таких хранилищ в мире, принц. Это только найденных дарэйли. А сколько их за тысячелетия спрятано в склепах, лежит по миру нетленными трупами? Далеко не все Гончары перед смертью оставляли дары своим братьям. Ты понял, Райтегор Энеарелли, где скрыта твоя армия?

По рези в глазах я почувствовал, что они зажглись. Хранилище залил багровый свет. Руки вскинулись, слова заклинания вырвались из горла:

— Dhara Einne el'lenear, vuar'ra Aardenner!

Когда эхо, раскатившееся по подземелью, умолкло, тишина стала невыносимой.

Мы ждали долго, и я с возраставшим отчаяньем шептал заклинания, всплывавшие из глубин памяти, пока не захотелось самому упасть тут и уснуть навеки.

— Я был прав, тебя обучали лунные маги, — сказал мой мрачный спутник. — Никогда не слышал таких формул, и многие слова языка высших мне незнакомы.

— Как видишь, я был никудышным учеником.

Почему я решил, что способен освободить всех? Откуда такая самоуверенность? Освобождение Ринхорта было счастливой случайностью. Там, на кладбище, рядом со мной еще молился святой Кейен. Может, это его молитвы сняли оковы рабства с железного дарэйли, или наши совместные, нечаянно переплетенные усилия?

Подавленные неудачей, мы покинули безмолвные руины задолго до рассвета.