Изменить размер шрифта - +
Эти господа, лучшие из лучших первых выпусков Хольмградского училища кадрового резерва, обладали не только теоретическими знаниями, полученными во время учебы, но и практическими навыками их применения.

Работа кипела, счетоводы верфи уже вздрагивали от одного вида моих аудиторов, а вот мастера с удовольствием перенимали ухватки коллег из Хольмграда. Да и менталистам нашлось о чем поболтать с операторами «Четверки Первых»… Ну, а приглашенный Вентом Мирославичем изобретатель вообще носился как ужаленный по всему предприятию, и от его стремительности у местных инженеров голова шла кругом.

К моему удивлению, не прошло и месяца с нашего приезда в Каменград, как первоначальный ажиотаж спал, и работа перестала походить на аврал при пожаре в борделе во время наводнения. Разработка нового типа воздушного корабля шла полным ходом, одновременно на верфи заложили сразу три дирижабля седьмого поколения. Один пассажирский, один высотный рейдер и транспорт по заказу Доброфлота. В общем, верфь ожила и заработала, как часы… к сожалению, пока еще не острейхские, но все впереди…

А вокруг еще недавно тихого здания училища, где в кабинетах корпели над программами будущие преподаватели, закипела новая работа. Мстиславской сдержал обещание, и его порядком заскучавшие солдаты с энтузиазмом принялись за возведение спортгородка и полигона. Конечно, энтузиазм этот был подогрет весьма неплохой суммой, положенной им в оплату за работу, но оно того стоило.

А в конце апреля, когда в Каменград все-таки пришла весна, вместе с ней в училище и на верфь заявились гости из столицы. Господа в знакомых всем и вся синих мундирах, явно сопровождавшие неприметных людей в одинаковых похоронно-черных костюмах, шляпах-котелках и поголовно вооруженных не менее одинаковыми тростями. Мозголомы Особой канцелярии. Своим появлением эти господа-товарищи чуть было не парализовали работу верфей и заставили понервничать преподавателей училища, но вскоре порядок был наведен, и работы продолжились в прежнем темпе. Опрошенные служащие верфей и училища, поняв, что их никто никуда не тащит, плюнули на вездесущих синемундирников и вернулись к своим делам. Разве что иногда рабочие завода, натыкаясь на хмурых чинов обмундированной службы, шарахались от неожиданности в сторону, но потом попривыкли и уже не обращали никакого внимания на «канцеляристов», наводнивших верфи. А уж когда те отловили воришку, попытавшегося обокрасть раздевалку монтажников, отношение мастеровых к людям в синих мундирах и вовсе стало доброжелательным. Вот только уж больно неразговорчивы оказались подчиненные князя Телепнева.

Не надо быть идиотом, чтобы понять, что государь решил не оставлять без присмотра своего опального подданного и таким вот непритязательным образом поставил все происходящее в училище и на верфи под жесткий контроль. И подтверждение этому мнению я получил из почти полусотни писем, как от хольмградских знакомых, искренне и фальшиво сетовавших на немилость государя, так и от нескольких зарубежных… хм-м… коллег – заводчиков, вдруг наперебой начавших приглашать меня «в гости» в свои страны, «где нет места такому жестокому произволу, а люди со способностями занимают подобающее им достойное место в обществе»… Неудивительно, что после такого вала пришло письмо и непосредственно от зачинщика всей этой бучи с Особой канцелярией.

Естественно, письмо было написано не самим государем, но Рейн-Виленский, чью руку я легко узнал, весьма непрозрачно намекнул, кто является настоящим автором документа. И содержание сего эпистола было весьма далеко от оптимистичного. Иначе говоря, меня укоряли, пугали и намекали на возможные сложности. Что ж, я ни на секунду не сомневался, что содержание «писем сочувствия» станет известно Его величеству, и был готов к такому повороту. Вот только угрожать он взялся совершенно напрасно.

Отбросив письмо в корзинку для бумаг, я потянулся и, встав с кресла, принялся одеваться.

Быстрый переход