Лев знает, что ему следует радоваться, но радость почему-то не спешит проявиться. Пер­спектива домашнего ареста его особенно сму­щает.

— И в чьем же доме меня будут держать? — спрашивает он.

Пастор явно обладает способностью чи­тать между строк.

— Ты же понимаешь, Лев, что твои родите­ли — люди абсолютно негибкие.

— Так в чьем же доме?

Пастор Дэн снова вздыхает:

— Когда твои родители подписали разреше­ние на разборку, ты, согласно закону, перешел на попечение государства. После того, что случилось в лагере, твоим родителям было официально предложено взять опекунские обязанности на себя, но они отказались. Мне жаль.

Лев не удивлен. Он в ужасе, но скорее даже доволен тем, что его предположения подтвер­дились. При мысли о родителях в его душе на­чинают копошиться те же демоны, что приве­ли его в ряды террористов. Но вместе с тем он делает и одно открытие: оказывается, отчая­ние не так бездонно, как ему казалось.

— Значит, теперь моя фамилия Сирота?

— Нет, необязательно. Твой брат Марк подал прошение о том, чтобы опеку вверили ему. Ес­ли он получит разрешение, после того как те­бя выпустят, ты попадешь к нему. В этом случае ты останешься Калдером... если захочешь, ко­нечно.

Лев одобрительно кивает, вспоминая вече­ринку по случаю праздника жертвоприноше­ния и то, что Марк единственный был против того, что с ним хотели сделать. В то время Лев еще не понимал, что так возмутило брата.

— От Марка они тоже отказались, — говорит он пастору. — По крайней мере, буду в хорошей компании.

Священник расправляет рубашку, слегка ежась от холода. Он совсем не похож сегодня на того пастора Дэна, которого знал Лев. Впер­вые он видит его в обычной одежде.

— Почему вы так одеты? — спрашивает Лев.

Пастор отвечает не сразу.

— Я покинул свой пост, — наконец признается он. — Оставил церковь.

Мысль о том, что пастор Дэн больше не па­стор Дэн, приводит Льва в замешательство.

— Вы потеряли веру?

— Нет, — отвечает пастор. — Я, как и раньше, верю в Бога. Но не в потворствующего челове­ческому жертвоприношению.

Лев чувствует, что дышать становится все труднее — водоворот чувств, поднявшихся в ду­ше, грозит затянуть его с головой. Эмоции, как пар внутри котла, медленно раскалявшиеся на протяжении всего разговора, достигли крити­ческой температуры и готовы в любую секунду взорвать стальную оболочку воли.

— Я никогда не думал, что у меня есть выбор, в какого Бога верить.

Всю жизнь Льву было дозволено верить лишь в то, что дорога, которой он идет, единст­венно верная. Эта вера окружала его, как ко­кон, связывая по рукам и ногам с той же мягкой настойчивостью, что и жаростойкая изоляция, в которую он закутан сейчас. Но после слов па­стора он впервые почувствовал, что стальная клетка, в которой обреталась его душа, не так крепка, как ему всегда казалось.

— Как вы думаете, может, и я могу верить в то­го же Бога, что и вы?

69. Беглецы

На западе штата Техас есть обширное ранчо. Оно было построено на деньги, заработанные на добыче нефти еще в те времена, когда мес­торождения в этих краях процветали. Запасы черного золота со временем закончились, но сколоченный капитал не только не был растра­чен, но приумножился. Ранчо представляет со­бой обширную огороженную территорию, пре­вращенную в цветущий оазис посреди плоской дикой степи. Именно там с самого рождения и до шестнадцати лет жил Харлан Данфи. Жизнь его не была гладкой и безоблачной — в располо­женном неподалеку городе под названием Одесса его дважды арестовывали за нарушение порядка, но отец, адмирал военно-морского флота и влиятельный человек, оба раза помог ему выйти сухим из воды.