Граф ожидал этого, но ничего не сказал, и майор продолжил:

— Она спросила, в приорате ли вы сейчас, и когда ей сказали, что вас здесь нет и неизвестно, когда вы прибудете, она сказала, что будет ожидать вас столько, сколько придется.

И это не удивило графа.

— Она потребовала, — продолжал майор, — лучшие гостевые комнаты для себя и для братьев и сказала мне, когда я вышел поприветствовать ее, что надо немедленно послать за викарием.

— За викарием? — вырвалось у графа.

— Я выполнил это, не задавая вопросов, — сказал майор. — Предполагая, что ваша светлость договорились с нею обо всем.

— И она виделась с викарием? — спросил граф.

— Мистер Андерсен беседует с нею сейчас, — ответил майор, — и…

Он замялся, но граф ждал, когда он закончит.

— ..ее милость приказала садовникам украсить часовню.

Граф молчал, и майор произнес:

— Я могу лишь извиниться, милорд, если это произошло вопреки вашим желаниям, но ее милость говорила столь уверенно, и я подумал, конечно, что она передавала ваши собственные инструкции.

Граф все еще не говорил ни слова.

Майор Уорд, крайне встревоженный, стоял, выжидательно глядя на него.

Он был предан графу так же, как ранее был предан его отцу.

Он часто беспокоился о своем нынешнем господине так, как беспокоился бы о собственном сыне.

Граф рос у него на глазах, и он знал молодого Дэрола с наилучшей стороны.

Несмотря на свои огромные владения, на свое положение и влияние в обществе, граф всегда проявлял сочувствие и понимание ко всем, кто служил ему.

Майор Уорд не знал случая, чтобы граф был с кем-нибудь черств или жесток.

Он часто думал, что, хотя женщины и преследовали его господина еще с тех пор, как он окончил школу, он всегда оставался истинным джентльменом.

И теперь он пытался понять, что же стряслось.

Почему граф вернулся домой, пробравшись в комнату через окно?

И что же затеяла леди Имоджен, отдававшая распоряжения направо и налево?

Она никогда не нравилась ему, да и все слуги в доме разделяли его мнение.

Граф поразился бы, если б узнал, что майор, регулярно посещавший церковь, каждое воскресенье молился о том, чтобы он не женился на леди Имоджен.

После продолжительного молчания граф сказал:

— Я хочу поговорить с викарием. Можете вы устроить так, чтобы он пришел сюда незаметно для леди Имоджен?

— Конечно, могу, — ответил майор Уорд. — Я скажу слугам, чтобы, как только он выйдет из малой гостиной, где в настоящий момент беседует с ее милостью, они пригласили его сюда обсудить со мной церковные дела.

Граф кивнул.

Майор пересек комнату, отпер дверь и вышел.

Когда он ушел, граф запер дверь снова.

Прохаживаясь по комнате, он разглядывал карты его поместья, висевшие на стенах.

Он думал при этом, какое это счастье — владеть тем, что составляло часть его фамильной истории.

Сам приорат стал собственностью их семьи со времен упразднения монастырей.

По мере того как земли поместья переходили от поколения к поколению, каждый следующий граф добавлял к ним новые участки.

Несомненно, теперь это было самое большое поместье во всей округе.

Он предполагал, что в будущем он вручит все это своему сыну.

Но он знал, что ни при каких обстоятельствах его сын не будет рожден женщиной, подобной леди Имоджен.

Вновь и вновь звучал в его памяти восторженный тихий голос Хариты, говорившей о любви.

Он понимал, что для нее любовь была даром, ниспосланным самим Богом.

Имоджен же руководили совсем иные чувства.