Ты хочешь, чтобы я стала ею, но ничего не получается – ни у тебя, ни у меня. Я чужая – тебе и этим местам… Чужая при свете дня. Но не ночью. Однако это ничего не меняет…»
Тара вдруг догадалась, что Джаррет уже давно в этой небольшой хижине и отсюда руководил всем этим спектаклем.
Оглядевшись, она увидела то, чего не заметила раньше: аккуратные стопки простынь и полотенец, пистолеты – все говорило о том, что здесь живет белый человек.
Он!.. Джаррет! Человек с двумя лицами. Живущий и здесь, и там. И среди белых, и среди индейцев. Это он велел поймать ее и привязать к столбу! Это из-за него она чуть не лишилась рассудка – от страха за свою жизнь, за свою честь!
– Негодяй! Сукин сын! Я вырву твое жестокое сердце!
– Не кричи! – тихо, но властно сказал он.
– Больше никогда в жизни, клянусь…
Джаррет так сильно прижал Тару к груди, что у нее перехватило дыхание.
– Тише, – повторил он. – Не нужно, чтобы все слышали твою брань. Здесь это не принято.
– Мне наплевать на это!
– А мне нет, миссис Маккензи. Я не хочу, чтобы моя жена ставила меня в трудное положение.
– Ты в трудном положении? – Она задрожала от злости и возмущения. – Ты? Да если бы ты знал, что со мной…
Он закрыл ей рот ладонью.
– Дорогая, подумай только, как изменят свое мнение обо мне семинолы, если увидят, что я не могу справиться со своей женой, проявившей неповиновение и кругом виноватой?
– Эти дикари, которые схватили меня и как мешок бросили на лошадь?
– Они спасли тебя от худших бед, потому что обещали мне обеспечить твою безопасность и не могли понять, как ты оказалась в чаще, на границе с болотами, совсем одна… Я тоже не понимаю этого.
Тара сознавала, что совершила глупость, едва не обернувшуюся непоправимой бедой, когда из ревности и любопытства совсем одна отправилась к Роберту. Здешние места не прощают опрометчивых поступков.
– Что вы делаете? – гневно прошептала Тара, внезапно почувствовав, что Джаррет расстегивает ее платье.
– Не волнуйся, сейчас я ничего не хочу от тебя, просто снимаю мокрую одежду.
– Развяжите мне руки!
– Ты смеешь требовать это, беглянка?
– Да!
– Если бы я связал тебя раньше, в нашем доме, ты не оказалась бы здесь.
– Развяжи меня! Тебе не удастся снять платье, пока у меня связаны руки.
О, скорее бы он освободил ее! С каким наслаждением она влепит хорошую затрещину этому голому красавцу!
– Ты так уверена в этом? – усмехнулся Джаррет.
И в то же мгновение платье, разорванное сверху донизу, упало к ногам Тары.
– Сукин сын! – Она снова попыталась ударить его.
Джаррет приподнял ее, опустил на подстилку из шкур и, несмотря на отчаянное сопротивление Тары, снял с нее мокрую одежду.
– Ты заплатишь мне за все, Маккензи! За все! Я выцарапаю тебе глаза, вырву…
– Тише! И ты еще называешь кого-то дикарями!..
Она лежала на теплых шкурах, обнаженная, со связанными руками… Но живая и невредимая. И, как ни странно, полная сил и желания жить. Тепло очага согревало ее. Таре казалось, что здесь пахнет землей, травой, сосновой хвоей.
Джаррет опустился на колени рядом с ней.
– Черт возьми, не трогай меня!
– Я принес тебе одеяло.
Он укрыл ее, и в этот момент в дверь негромко постучали. Джаррет обмотался полотенцем.
Снаружи отодвинули засов, и в комнату вошел голубоглазый индеец.
Взглянув на Джаррета, он сказал что-то на языке своего племени. |