Так или иначе, сейчас или через несколько лет белые добьются своего: оттеснят индейцев отовсюду…

Только зачем? Это не укладывалось у него в голове. Ведь земли так много, неужели не хватит всем? Не нужно только проявлять чрезмерную алчность и агрессивность. Однако белые хотят завладеть всей землей, целиком и полностью.

Джеймс мог в свое время примкнуть к белым и остаться с ними. В том мире, к которому принадлежали его отец и брат. Образованный, с широким кругозором, он не чувствовал бы себя там изгоем. Джеймс поддерживал знакомство со многими белыми: торговцами, врачами, плантаторами, даже с политиками и военными. Его связывали с ними дружеские или деловые отношения. Свои взгляды на происходящее в стране Джеймс редко высказывал и тем более никому не навязывал, но твердо придерживался их. Словом, он считал, что все люди имеют равные права на жизнь.

Но, полюбив индианку Наоми, Джеймс остался в мире индейцев – с ней, со своей матерью…

Он открыл глаза, потянулся и решил идти к матери, но тут вошла Наоми.

Взглянув на нее, Джеймс понял, что жена по-прежнему недовольна им и еще не простила его.

– Где пропадала так долго? – спросил он.

– А ты это заметил?

– Да.

– С моими детьми у твоей матери. Где же еще?

– С нашими детьми, – уточнил Джеймс.

– Я думала, ты давно спишь. Улыбнувшись, он покачал головой:

– Ты же знаешь, без тебя мне не уснуть. Еще минута, и я бы отправился за тобой.

– Знаю.

Больше Наоми не проронила ни слова.

– Хорошо, что привела жену брата к нему в дом. Я уж боялся, что ты отпустишь ее и она опять убежит.

Глаза Наоми гневно сверкнули.

– И правильно бы сделала! От таких, как вы, надо бежать без оглядки!

Вот! Такой она ему нравилась больше. Джеймс поднялся и подошел к ней.

– Мы сыграли с ней жестокую шутку, – сказала она.

– Это была не шутка, Наоми. Женщин надо учить.

– А мужчин? – Поскольку ответа не последовало, она продолжила: – Особенно нехорошо было в самом конце, когда я оставила бедняжку в комнате с голым мужчиной, сидящим в лохани. Она не сомневалась, что это ты.

Он рассмеялся.

– Чего же тут плохого? Надеюсь, тебя это не слишком огорчило бы?

– Джеймс!.. Не смей!

Но он уже схватил ее в объятия, прижал к своему большому сильному телу, в нем вспыхнуло желание.

– Джеймс Маккензи, если вы сумели принудить меня принять участие в вашей дурацкой игре, то не думаете ли и сейчас применить силу?

– Силу? – Он опустился вместе с ней на оленьи шкуры. – Нет, любовь моя, никогда! Только убеждения, лесть, ласки… И немножко лукавства.

Наконец он услышал негромкий смех.

– Ты всегда был соблазнителем, Джеймс.

Он молча раздел Наоми, потом разделся сам и лег рядом.

Она закрыла глаза. Обида и злость, копившиеся весь день, прошли. Осталось лишь одно желание, заполнившее всю ее целиком.

А потом Наоми устыдилась того, что так быстро забыла о мучениях Тары, причиненных отчасти ею самой.

– Не следовало так жестоко поступать с ней, Джеймс.

– Это не жестокость, Наоми, я проявил твердость. Тара – жена моего брата, и она должна понимать, что находится там, где идет война.

– Все равно так нельзя. Наверное, она уже слышала об ужасной судьбе Лайзы.

– Тара узнает правду в свое время. И довольно об этом, Наоми.

– Представляю, как ее отругает Джаррет!

– Это их семейное дело.