Изменить размер шрифта - +

     – Костян… Я, собственно… Зачем к тебе вчера пришел-то?
     – И зачем? – Тополь оторвал взгляд от раны и посмотрел на меня своими большими глазами старого сенбернара.
     – Чтобы… хм… Извиниться.
     – Извиниться?
     – Да. За тот случай. Ну, в мае. Когда я, ну… твою Женьку шлюхой назвал.
     – А, вот оно как…
     – И за то, что машину твою требовал… Пьяный… И за то, что жлобом тебя называл. В общем, – тут мой голос предательски дрогнул, – я не очень

знаю, как это нужно делать. Потому что никогда и ни за что обычно не извиняюсь, оно как-то и без этого прокатывает. Но… в общем… прости меня за все,

дружище! И пусть меня накажут Хозяева Зоны, если я сейчас тебе вру!
     Тополь отвел глаза и вперился в затянутый паутиной (нормальной паучьей паутиной, не «паутинкой»!) угол нашего двухместного гроба на деревьях.
     Он думал о чем-то. Что-то решал.
     «Вот выхватит сейчас пистолет, всадит в меня обойму со злости – и прав будет!» – идиотские мысли так и лезли в мою голову.
     Наконец Тополь посмотрел на меня в упор. Его глаза были сухими, воспаленными.
     – Ты это… насчет Женьки прав оказался. Она помимо меня с Кашей и его братом жила. Так что я за это на тебя уже не злюсь. А вот насчет машины ты

и впрямь тогда немного перебрал. Думаю, все дело в том, что тот вискарь, который мы с тобой пили, был немножечко того. Вот у тебя крыша и поехала.
     – «Того» – в смысле поддельный?
     – Ну да. Ряженый. Но это классно, – видно было, что каждое слово дается Тополю с трудом, как и мне, – что ты счел нужным передо мной

извиниться. И даже на Речной Кордон за мной приехал. Но только…
     – Что только?
     – В общем, я тебя уже простил. По большому счету, мы оба виноваты были.
     – Вот как? – Я, не скрою, офигел.
     – Ну да… Не нужно было так нажираться. В нашем возрасте глупо это – нажираться, как пацанам. Вот, соответственно, и результаты…
     «А ведь Речной Кордон что-то в нем и впрямь изменил», – подумал я.
     На самом деле по части «нажираться» Тополь всегда был профессором. И вот же – какие песни запел! Не хуже моей школьной учительницы Людмилы

Ильиничны по прозвищу Моралистка! Впрочем, если посмотреть на эту тему отстраненно, Костя был прав – с загулами до бессознательного состояния и

впрямь надо бы заканчивать. Ибо…
     – А можно спросить? – робко произнес я.
     – Спрашивай.
     – Почему ты, если давно меня простил, четыре месяца в «Лейке» не показывался? В военсталкеры ушел?
     Тополь наморщил лоб, сдвинул брови и замолчал. Я бы употребил литературное клише «повисла пауза», если бы не уверенность, что Тополь намеренно

ее «повесил».
     Минуты три мы сидели в тишине. Дождь, уже обессилевший, лениво колотил по дряхлой крыше нашего скворечника.
Быстрый переход